"На сопках Маньчжурии"

[Falconette 5,481]

Darkest Hour

AAR ot Falconette

Содержание:

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы увидеть скрытое содержимое.

Изменено 30.05.2016, 13:23:45 пользователем Vladimir DP

[Falconette 5,481]

Глава вступительная

В которой я оказываюсь в Манчьжурии

Вступительная главаНажмите здесь!

 

Я приступаю к изданию моих записок с Японской войны лишь сейчас, поскольку раньше многие сведенья, собранные мною, представляли собою значительную военную тайну. В Маньчжурии я оказался еще в 1901-м году, будучи молодым и весьма амбициозным журналистом, едва оставившим скамьи Московского университета. Судьба предоставила мне счастливый, как казалось, шанс стать штатным корреспондентом одной из влиятельных харбинских газет, которую читали по всему российскому Дальнему Востоку. Причиной тому стало понравившееся редактору эссе, дополненное моими личными фотографиями, которое я написал по победоносном завершении Китайского похода. Снимок русского почетного караула в Пекине, сделанный мною в удачном ракурсе на закате, даже красовался на передовице.

За те годы, что я провел в русских колониях в Китае, мне довелось многое узнать об этом загадочном крае. Я отчасти овладел китайским языком в тех минимальных пределах, кои позволяли общаться с местными на рынке, в прачечной или ремонтной мастерской. Дела шли неплохо, газета богатела, мои очерки о строительстве железных дорог, борьбе с китайскими разбойниками-хунхузами, строительстве укреплений крепости Порт-Артур и прочих событиях молодой, живущей бурной и кипучей жизнью "Желтороссии", приобретали значительную популярность. Вскоре я обзавелся личной квартирой в Харбине и верным слугой-китайцем по имени Цян, который был моей правой рукой - зная три языка (маньчжурский, монгольский и китайский) и все дороги Маньчжурии как свои пять пальцев, Цян оказывал мне незаменимые услуги в моих погонях за сенсациями. Вскоре я стал довольно известным человеком, которого стал приглашать на видные приемы цвет харбинского высшего общества. Мне было всего 29, и я был на седьмом небе от счастья - казалось, что все в моей жизни будет более чем прекрасно.

Однако царь Соломон был мудр, говоря, что все рано или поздно проходит. Так случилось и с моей беззаботной светской жизнью в столице КВЖД в конце января 1904-го года. Почему-то я даже сейчас очень хорошо помню тот день - 27-е января, когда Цян, как обычно приносивший мне к завтраку свежие газеты, вдруг явился не с привычной пачкой широких листов, а с маленькой запиской, которая, как оказалось, была адресована мне лично редактором моего издания. В ней нервным почерком были написаны слова, самым крутым образом изменившие мою жизнь: "Г-н Елховцев, передаю Вам чрезвычайные сведенья. Разгорается война с Японией! Вероломно потоплены в Корее крейсер "Варяг" и кан. лодка "Кореец", ходят слухи о высадке японских войск в Корее и нападении их кораблей на рейд Порт-Артура. Собирайтесь и отправляйтесь в редакцию. Кожуховский."

Уже неделю спустя из салонного журналиста monsiuer Ïelkhovtseff, все реже пишущего про плененных хунхузов и все чаще - про платья посетивших бал г-на N дам из высшего харбинского общества, я превратился в военного корреспондента прапорщика Елховцева, чьей главной задачей было освещать ход предстоящей войны двух империй за право гегемонии в Азии...

[Cкрыть]

[Falcssonn 4,036]

Шикарный ААР!

[Prodok 105]

интересно

[Falconette 5,481]

Глава первая

В которой раскрывается диспозиция русских войск

Глава IНажмите здесь!

 

Прежде чем повести разговор о непосредственных событиях войны России и Японии, хотелось бы сказать несколько слов о предстоящем описании этих событий. Дело в том, что изначально мною планировалось создать полновесный роман-мемуар, основанный на множестве документов, описанных газетами и личном мною, как непосредственным участником, событий этой памятной войны. Однако в дальнейшем я понял, что эта война заслуживает другого жанра - краткой повести, которая расскажет о самых главных, самых ярких моментах, происходивших в 1904-м и 1905-м годах. Посему "Записки..." было решено сделать повестью, окончательный вариант которой, дорогой читатель, вы и держите ныне перед собою.

Итак, к началу 1904-го года, как известно, Россия закончила постройку Великой Сибирской железной дороги и заканчивала строить две важные стратегические магистрали в Маньчжурии - Китайско-Восточную и Южно-Маньчжурскую железные дороги. Когда прозвучали первые залпы войны - выстрелы японских кораблей в "Варяг" и "Кореец", Чита уже была соединена с Порт-Артуром, что означало окончательный контроль русских над севером Китая. Однако и Транссибирская магистраль, и две железные дороги в Маньчжурии не обладали высокой пропускной способностью, их еще предстояло расширять с целью нарастить темпы железнодорожных поставок. Эта ситуация пугала Японию, и в конечном итоге сделала военное противостояние между двумя главными силами Азии совершенно неизбежным.

Россия к началу войны обладала Забайкальем, Приамурьем, Приморьем, островом Сахалин и Камчатским полуостровом, к российским владениям относился Ляодунский полуостров и крепость Порт-Артур. К тому же, непосредственной сферой российского политического и экономического влияния была вся территория Маньчжурии, жизненно зависящая от принадлежащих России железных дорог. Корея формально оставалась независимой, но на деле уже давно была полем битвы между агентами российского и японского влияния, и именно судьба Кореи стала одной из главных причин предстоящего военного конфликта. Япония помимо собственно архипелага владела островом Формоза, отвоеванным у Китая еще в прошлом веке.

В то роковое утро, когда мой редактор Кожуховский вызвал меня, сообщив о начале русско-японской войны, уже было известно о вероломном потоплении на рейде корейского порта Чемульпо наших кораблей-геров - "Варяга" и "Корейца". Однако о том, что японцы предприняли ночное нападение на гавань Порт-Артура, мы еще не знали. Только в дальнейшем, уже став военным корреспондентом, я узнал, что атака адмирала Того той злополучной ночью была поистине сокрушительной: броненосцы "Цесаревич" и "Ретвизан" были почти выведены из строя, тяжелейшие повреждения получил крейсер "Паллада", сильно пострадали (правда, остались в строю) крейсера "Аскольд" и "Диана". Война еще не началась, а нашему флоту уже был нанесен непоправимый ущерб.

Тем не менее, установить блокаду Порт-Артурского рейда японцам не удалось, и ввиду этого было бы разумно описать те морские силы, которыми располагала Россия к началу войны. Верховным главнокомандующим на Дальнем Востоке считался адмирал Евгений Иванович Алексеев, под его личным началом состояли вспомогательные силы флота, а именно крейсер "Светлана" (использовавшийся как флагманская яхта наместника), старый парусно-паровой крейсер "Забияка", 15 миноносцев и 5 канонерских лодок. Эти силы прикрытия именовались "отрядом наместника" и базировались, как и 1-я Тихоокеанская эскадра, на Порт-Артур.

Самой же 1-й Тихоокеанской эскадрой к началу войны командовал адмирал Оскар Викторович Старк. Под его флагом были сосредоточены те главные силы флота, которыми располагала Российская империя на Дальнем Востоке. После "набега" японцев на Порт-Артур в строю остались достаточно скромные средства, которых вряд ли хватило бы для сдерживания японского флота: броненосец "Полтава", броненосный крейсер "Баян", бронепалубные крейсера "Паллада", "Диана", "Аскольд", "Боярин" и "Новик". Легкие силы 1-й эскадры насчитывали также 15 миноносцев и 5 канонерок.

В резерве находились броненосцы "Цесаревич", "Ретвизан", "Победа", "Петропавловск", "Севастополь" - по сути, главная ударная сила.

Под командованием контр-адмирала Иессена во Владивостоке стоял так называемый "Владивостокский отряд крейсеров", часть 1-й Тихоокеанской эскадры. Это соединение располагало броненосными крейсерами "Россия", "Рюрик" и "Громобой", бронепалубным крейсером "Богатырь" и пятью "номерными миноносцами", а по большому счету - канонерскими лодками.

Очерк о морских силах было бы разумно продолжить рассказом о силах сухопутных. В этом отношении к началу войны положение России было чуть лучше, чем на море. В начале войны главнокомандующим сухопутными силами считался генерал-от-инфантерии Николай Петрович Линевич, чей штаб, однако, располагался далеко от театра военных действий - во Владивостоке. Будучи командующим Маньчжурской армии, Линевич также негласно считался ответственным за силы обороны Владивостока от возможного вторжения японцев - так называемым "Владивостокским отрядом", чья численность приближалась к армейскому корпусу: 2-я и 8-я Сибирские стрелковые дивизии (командиры: генерал-майор К.А. Анисимов и генерал-майор Л.К. Артамонов), а вдобавок к тому - разрозненные военные, морские и полицейские силы Владивостокского гарнизона. К большому сожалению, боязнь правительства потерять Владивосток привела к тому, что эта грозная военная сила численностью в почти 45 тысяч человек так и не покидала столицу Приморья в течение всей войны, выполняя приказ по охране города.

Аналогичные гарнизонные задачи выполняли в Порт-Артуре войска Квантунской области - Порт-Артурский гарнизон и крепостные части и подразделения КвУР (Квантунского укрепленного района). Командующим этих сил и военным комендантом Порт-Артурской крепости был генерал-лейтенант Анатолий Михайлович Стессель - он прослужит в Порт-Артуре всю войну. С бароном Стесселем я был знаком лично и неоднократно писал о защитниках Порт-Артура - в крепости я сделал немало фотоснимков, брал новомодные "интер-вью" у солдат и офицеров, освещал жизнь крепостного госпиталя. И тогда, и сейчас я пребываю в полной уверенности, что сил, отряженных на оборону Квантунского укрепленного района и самой крепости, было крайне недостаточно для успешного выполнения столь трудной боевой задачи.

Из всех развернутых еще до объявления мобилизации войск можно отметить лишь 1-й Сибирский армейский корпус генерал-лейтенанта Владимира Викторовича Сахарова, особо отличившийся в годы Китайского похода. Главные кадры этого соединения стояли в Мукдене, основу сил корпуса составляли 1-я (генерал-майор А.А. Гернгросс), 5-я (генерал-майор К.М. Алексеев) и 9-я (генерал-майор А.Н. Лебедев) Сибирские стрелковые дивизии. Именно в войсках генерала Сахарова я, молодой, взбалмошный и ни разу не бывавший в настоящем бою прапорщик-корреспондент, очутился в первые недели войны. Настроение среди солдат было приподнятое, офицеры полагали, что "макак" удастся разбить за одну, самое большое - за две недели. Все по-многу и охотно фотографировались, брали снимки на память. Особым "шиком" оказалось фотографироваться с Цяном, многие просили его не обижаться, если в письме домой его обзовут "пойманным японским шпионом" - молодым и рвущимся в бой щеголеватым офицерам ужасно хотелось похвастаться первыми боевыми успехами. Никто и не представлял, во что превратится эта война.

Как раз в лагерях 1-го Сибирского я узнал о начале первых боевых действий. Неожиданно для всех, штаб издал приказ о выделении 9-й Сибирской стрелковой дивизии в самостоятельное командование. Дивизия была перепоручена многообещающему генерал-майору Евгению Евстафьевичу Семашкевичу и выведена из состава 1-го Сибирского армейского корпуса. Впоследствии стало известно, что отправка этой дивизии под Аньшань (на Ляодунский полуостров) была выполнена с целью усилить откровенно недостаточную оборону Порт-Артура войсками КвУР и частями охраны КВЖД.

Сам же корпус Сахарова уже 26-го января, на следующий день после начала войны, в составе 1-й и 5-й Сибирских стрелковых дивизий выдвинулся на юг, к корейской границе. Корея все еще считалась нейтральной державой, но все понимали, что это лишь временно. Конечным пунктом нашего назначения должна была стать Фушунь. Солдаты в высоких косматых папахах (отличительном знаке восточно-сибирских стрелков) пели песни, играла музыка, много шутили и смеялись. Вслед за войсками уже следовали вездесущие китайские купцы-маркитанты, надеявшиеся нажиться (и вполне оправданно) на нуждах и желаниях солдат воюющей армии. Ни малейших мер безопасности или защиты от возможных шпионов не предпринималось, армия двигалась совершенно открыто, с развернутыми знаменами и на каждом полустанке железной дороги играл оркестр. Казалось, что началась не война, а какой-нибудь фестиваль - так много было музыки, трехцветных флагов и красочных транспарантов. Признаться, это праздничное оживление передалось и мне, и тогда казалось, что ничем, кроме "маленькой победоносной войны" наш ответ на вероломное нападение Японии быть не может.

По сообщениям Штаба главнокомандующего, силы русского флота на Тихом океане подверглись реорганизации также уже 26-го января, неожиданно оперативно и четко. Все легкие корабли были сведены в Минную эскадру под командованием вице-адмирала Григория Павловича Чухнина, по неизвестным мне причинам незадолго до этого снятого с поста командующего Черноморским флотом. В его руках оказались 8 флотилий миноносцев и канлодок - достаточно грозные силы численностью в 40 вымпелов. Командование предполагало использовать "Минную эскадру" как так называемые "москитные силы" для борьбы с вражескими конвоями.

Основа 1-й Тихоокеанской эскадры осталась неизменной, однако сменился ее командующий - на этот раз произошло переназначение с Балтийского флота, соединение возглавил вице-адмирал Степан Осипович Макаров, прославленный военно-морской теоретик, ученый-океанограф, исследователь Арктики и, пожалуй, первое лицо нашего тогдашнего военного флота. Появление таких крупных флотоводцев, как Макаров и Чухнин, внушало определенный оптимизм и надежду на успехи в морской войне. Порт-Артур все еще не был блокированным, и возможности для боевых действий нашего флота на Тихом океане по-прежнему сохранялись. Поврежденные набегом Того и устаревшие вспомогательные суда были сведены в Резервную эскадру, находившуюся в прямом подчинении адмирала Алексеева.

Тремя днями позднее, 29-го января, адмирал Алексеев принял решение усилить 1-ю Тихоокеанскую эскадру и отдал крейсерам Иессена отчаянный приказ прорваться в Порт-Артур из Владивостока, в обход Кореи и через японские территориальные воды. Многие флотоводцы пытались оспорить это решение, говоря, что куда разумней было бы попробовать провести главные силы флота во Владивосток, но наместник был непреклонен - Владивостокский отряд крейсеров должен был влиться в состав первой эскадры, после чего должны были начаться активные боевые действия на море. В день отхода эскадры Иессена из Владивостока стало известно о низложении корейского императора и полной оккупации Кореи японцами. Это означало, что война на суше тоже должна была начаться буквально со дня на день.

[Cкрыть]

Изменено 23.04.2016, 13:09:09 пользователем Falconette

[Falconette 5,481]

Глава вторая

В которой слышен грохот первых залпов

Глава IIНажмите здесь!

 

В начале февраля была объявлена мобилизация. Россия разворачивала главные сухопутные силы на театре военных действий, которых, впрочем, все равно было катастрофически недостаточно, чтобы противостоять японцам на равных. Несмотря на отказ Российской империи вывести свои войска из Маньчжурии, фактически ставший одной из главных причин этой войны, японцы на раннем этапе имели значительный численный перевес. В боевое состояние приводилось Забайкальское казачье войско - из него формировался "летучий" Восточный отряд под командованием генерал-лейтенанта Павла Ивановича Мищенко. Это соединение должно было выполнять задачи по ведению маневренной, быстрой войны, ударов на опережение - по крайней мере, так планировалось в штабах. Помимо этих полуиррегулярных войск, разумеется, в строй вводились и армейские части: 2-й и 3-й Сибирские корпуса (генерал-лейтенанты Михаил Иванович Засулич и Александр Викторович Фок). Таким образом, после объявления мобилизации русская армия пополнилась четырьмя стрелковыми и одной казачьей дивизиями.

В тот же день я написал "по горячим следам", примчавшись с телеграфного пункта, заметку о героическом переходе эскадры Иессена ("Владивостокского отряда крейсеров") из Владивостока в Порт-Артур. В ходе выполнения этого крайне неоднозначного приказа адмирала Алексеева владивостокцам пришлось пережить тяжелый неравный бой с японскими кораблями, потерять 2 канонерских лодки ("Бобр" и "Гиляк") и потерпеть значительный урон всем кораблям отряда. Однако главную задачу - прорваться в Порт-Артур - Иессен выполнил героически, за что Карл Петрович был награжден орденом Св. Георгия IV степени и зачислен в Императорскую свиту.

Таким образом, число потерянных Россией кораблей увеличилось - при полном пока отсутствии потопленных нашими моряками. Пароход "Сунгари", канлодки "Кореец", "Бобр" и "Гиляк", бронепалубный крейсер "Варяг" уже стали первыми жертвами этой войны на Тихом океане, и еще многие корабли нашего флота, увы, ждала подобная же участь. Однако в "Артуре" (так мы на фронте называли главный город этой кампании) было ликование, Иессена и "владивостокцев" встречали как героев. Потрепанные, с пробоинами в броне, но все еще боеспособные "Россия", "Рюрик", "Громобой" и "Богатырь" наряду с номерными миноносцами гордо встали на рейд порта-крепости, демонстрируя полное нежелание уступать его японцам.

Однако японцы очень скоро заявили о своих правах весьма и весьма веско. 4-го февраля, словно гром среди ясного неба, показался японский флот у берегов Ляодуна. Сразу за этим последовала высадка японской армии численностью в три дивизии под командованием генерала Оку. Десантирование под Инькоу (хотя высадка ожидалась в районе Бицзыво) прошло успешно - наш флот был скован присутствием главных сил адмирала Того в Ляодунском заливе. В результате, начались бои к северу от Порт-Артура, где находилась лишь заранее выдвинутая на позиции 9-я Сибирская стрелковая дивизия Семашкевича. Положение выглядело тяжелым - японские войска имели все шансы разбить его и захватить плацдарм, дающий возможность начать осаду Порт-Артура.

Разумеется, Линевич не оставил вниманием бой у Инькоу, и благодаря героическим казакам-связным, оперативно доставившим сведения о морском десанте было принято решение об отправке из Порт-Артура в Аньшань (а оттуда - на передовую) 3-го Сибирского корпуса во главе с Фоком. 4-я и 7-я Сибирские стрелковые дивизии должны были должным образом усилить оборону, организованную генерал-майором Семашкевичем - по крайней мере, Линевич очень на это надеялся.

Дабы оттянуть внимание японского командования от Порт-Артура, в тот же день (правда, уже в ночь на 5-е февраля) был отдан приказ о наступлении - поспешном и неподготовленном. Войскам 1-го Сибирского армейского корпуса, где находились мы с Цяном в те дни, была поставлена задача форсировать пограничную реку Ялу и в кратчайшие сроки выйти на рубежи города Ийчжу, создав тем самым плацдарм для русского наступления в северо-западной Корее. Разведка докладывала об отсутствии вблизи приграничных районов больших скоплений японских войск, и это посчитали удачным знаком для организации наступательных действий.

Кавалеристам Мищенко приписывалось совершить аналогичный маневр - перейти Ялу и двигаться на город Хвэрён, который Забайкальская казачья дивизия в случае удачного стечения обстоятельств должна была взять с боем, дабы создать аналогичный выступ в восточной части Северной Кореи. На Хвэрёнском направлении японских дивизий также не наблюдалось.

В дальнейшем эти события будут называть "февральским наступлением" русской армии - важным событием начального этапа Русско-японской войны, однако тогда, в 1904-м году, наше внимание было приковано не к действиям армии, а к событиям на море. Вице-адмирал Макаров проявил тактическую гениальность в своих скрытых действиях против японцев. Сумев вывести легкие крейсерские силы из гавани Порт-Артура, отвлечь на них внимание врага, Макаров собрал в кулак главные силы 1-й Тихоокеанской эскадры и в утреннем сражении на глади Бохайского моря уничтожил крупный военно-транспортный конвой, занимавшийся переброской подкреплений к японским силам на Ляодуне. Потеряв 6 транспортных пароходов и более 1500 солдат и офицеров, враги были вынуждены ослабить свой натиск на позиции Семашкевича. Закрепиться под Аншанью не удалось, русский флот праздновал свой первый триумф на этой войне.

Какой же была наша радость в день 17-го февраля - этого описать даже не удастся. На следующий день я написал, казалось, свою лучшую статью с театра военных действий - позднее ее публиковали и в "Хронике войны с Японией", и в "Русском инвалиде", но я мало думал о репортерской славе и гонорарах - мое внимание скорее захватил новый, еще более громкий и яркий триумф адмирала (после этого боя он был повышен в чине) Макарова - проведя еще более изысканный тактический маневр и вновь обманув Того, наш адмирал полностью уничтожил то, что называлось 2-й армией японцев. Стремительный набег русских кораблей на рассвете разметал японские транспорты, за день было уничтожено 12 кораблей - целые 3 транспортные флотилии, на дно пошли не только японские солдаты и моряки, но и артиллерия, снаряжение, вооружение, провиант - все, что было жизненно необходимо генералу Оку для захвата плацдарма на Ляодуне. Фактически, благодаря действиям Макарова 2-я японская армия была сброшена в море. Мы торжествовали, нам казалось, что это - достойная месть за гибель "Варяга" и "Корейца". Ненадолго даже надо мной возобладало обманчивое ощущение того, что Россию ждет скорая и легкая победа - как на суше, так и на море. Увы, действительность оказалась куда сложнее.

В конце февраля на фронт прибыл генерал Куропаткин, новый главнокомандующий Маньчжурской армией и всеми силами на Дальнем Востоке. За генералом Линевичем были сохранены полномочия по обороне Владивостока и командование резервом русской армии. Алексей Николаевич Куропаткин слыл тогда крупнейшим стратегом Европы и имел превосходную репутацию в войсках. Перед ним стояла тяжелая задача реорганизовать разрозненные силы нашей армии и сформировать из них боеспособные соединения для выполнения двух диаметрально противоположных задач: наступления в Корее и обороны Ляодунского полуострова. Нашим генштабистам казалось, что соединение этих двух стратегий вполне возможно и не вызовет разобщенности в действиях наших войск. Генерал Сахаров отпустил меня в Мукден, и я с Цяном первым же поездом приехал "поглазеть" на нового главнокомандующего. Конечно, "интер-вью" он не дал ни мне, ни кому-либо еще из военных корреспондентов, однако снимок генерала на Мукденском вокзале я все же заполучил. Фотография оказалась ценной, так как долго генерал в Мукдене не пробыл.

Вскоре он уехал на север, в Цицихэ, принимать командование над главными силами своей армии - если угодно, своим персональным командным резервом. Вместе с Куропаткиным на театр военных действий прибыли 1-я Сибирская пехотная дивизия (это название было странным и многим резало слух своим созвучием с Сибирскими стрелковыми дивизиями - так называли поднятые по мобилизации бригады резервистов. Планировалось развернуть 3 Сибирские пехотные дивизии) и 2 казачьи - Сибирского и Оренбургского войск. Из Цицихэ этим войскам надлежало проследовать на корейскую границу, ближе к позициям на реке Ялу.

Однако по возвращении в корпус я узнал, что Куропаткин очень спешил со вводом в строй новых частей и был заинтересован в скорейшем усилении фронта. Ввиду этого он вывел сибирских и оренбургских казаков из своего прямого подчинения и передал их во вновь сформированный Сибирский кавалерийский (или, как встречалось мною в других источниках - конный) корпус, переданный под командование генерал-лейтенанту Василию Иосифовичу Ромейко-Гурко, многообещающему кавалерийскому генералу. Сам же штаб Маньчжурской армии и 1-я Сибирская пехотная дивизия должны были прибыть на передовую позднее.

А пока сибирские и оренбургские казаки добирались до линии фронта, забайкальские триумфально завершили Февральское наступление, взяв-таки Хвэрён без серьезного сопротивления со стороны японцев. Мищенко был отмечен командованием, а его летучему "Восточному отряду" предстояло продолжать наступление вглубь Корейского полуострова в направлении на юго-запад. Россия достигла первых крупных успехов в сухопутной войне, и мне не терпелось оказаться в захваченном Хвэрёне, среди казаков Мищенко, однако генерал Куропаткин строго-настрого запретил офицерам из действующей армии отлучаться от своих предписанных мест службы без его личного дозволения, что весьма и весьма ограничивало мои возможности как военного корреспондента. Цян отнесся к этому, как любят азиаты, весьма философски, сказав, что и нашему корпусу вскоре предстоят бои и победы. Ничего кроме "твоими устами бы, да мед пить" я на это не ответил.

[Cкрыть]

Изменено 28.04.2016, 16:41:12 пользователем Falconette

[Суворов 13]

С нетерпением жду новую новую главу!

[Falconette 5,481]

Глава третья

В которой начинается настоящая война

Глава IIIНажмите здесь!

 

Наше наступление в Корее затухало, увязая в мартовской грязи и испытывая острую нехватку снабжения. Первоначальные головокружения от побед на море и на суше улетучились, в армии начались эпидемии болезней, на далекую Родину потянулись первые гробы, в которых лежали не погибшие от японской пули, а от коварного корейского климата, выкашивающей строй заразы или недостатка военной помощи. Война обрела вид затяжного конфликта, и первоначальный шквал патриотических настроений сменился куда менее красочными ожиданиями. Однако несмотря ни на что требовалось выполнять приказы главнокомандования, и Русская армия продолжала следовать первоначальным планам. Передовые разъезды 1-го Сибирского корпуса оказались в Ийчжу, основной цели нашего наступления на западе Кореи, уже 27-го февраля. Взятым же (хотя никаких японских войск мы так и не встретили) город Ийчжу можно было считать со 2-го марта. Генерал Сахаров был назначен комендантом города, а 1-я и 5-я Сибирские стрелковые дивизии принялись укреплять подступы, опасаясь скорого возвращения японцев. В Ийчжу тяжело заболел мой верный Цян, и я не столько писал во фронтовую газету, сколько выхаживал несчастного китайца, который раньше сам прислуживал мне. Война многих поменяла ролями...

Поддержать наш корпус и закрепиться на плацдарме на севере Кореи должен был 2-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Засулича. В начале марта его 3-я и 6-я Сибирские стрелковые дивизии выдвинулись на Канге, дабы прикрыть наш фланг и не дать врагу выйти к берегу Ялу, создав угрозу Порт-Артуру и русским железным дорогам в Маньчжурии с суши.

Из штаба сообщили, что в скором времени (как оказалось, не так уж и скоро) на фронте должен оказаться 4-й Сибирский корпус генерал-лейтенанта Николая Платоновича Зарубаева, который со своими 2-й и 3-й Сибирскими пехотными (то есть сформированными из призывников запаса, прямо как 1-я Сибирская пехотная дивизия в ведении генерала Куропаткина) находился под Иркутском и уже получил приказ выступать на передовую. Увы, и корпус Зарубаева, и львиная доля всех прочих подкреплений Русской армии окажутся на фронте уже поздно, оставив самые тяжелые бои и самые высокие потери на те части, что оказались в Маньчжурии к началу войны.

7-го марта наступающий корпус Засулича (поддержанный артиллерией и вспомогательными силами нашего 1-го Сибирского) столкнулся с японской армией генерала Куроки близ небольшого города Часон к северу от Канге. Численное превосходство было на нашей стороне, однако японцы наголову превосходили нас количеством орудий. Вдобавок, солдаты русских войск были крайне утомлены многодневным пешим переходом, чем вражеский полководец и не преминул воспользоваться. Русская армия провалила попытку прорвать фронт и навязать японцам генеральное сражение, в результате чего бои у Часона распались на ряд мелких позиционных стачек. К исходу ночных боев 14-го марта (то есть после недели таких "сражений") русская армия была вынуждена отойти за Ялу и оставить попытки наступления на Канге. Это было первое серьезное поражение русских на суше, вдобавок с весьма серьезным уроном - более 5000 солдат и офицеров и 8 артиллерийских орудий. Японские потери были много меньше, как я узнал потом - около 1500 человек и 3 пушки. Наше наступление в Корее застопорилось

Исход Часонского сражения вынудил Куропаткина усилить фронт, рискнув безопасностью Порт-Артура и стратегически важного для нас Ляодунского полуострова. Внушительная сила в почти 45 000 штыков (3-й Сибирский корпус Фока и 9-я Сибирская стрелковая дивизия Семашкевича) были отправлены из Аншани (где они с честью отразили японский десант 2-й армии, так блистательно уничтоженный адмиралом Макаровым) на Фушунь, в помощь 1-му и 2-му Сибирским корпусам (и Восточному отряду Мищенко). Судя по всему, нашим главным соперником в Корее должна была стать 1-я японская армия генерала барона Куроки, поддержанная Императорской гвардией.

Положение же становилось все хуже. Куроки перешел в контрнаступление, разбил обескровленные силы Засулича и перешел Ялу, намереваясь взять важный для снабжения наших войск в Корее городок Бадаоцзян. Я отпросился у генерала Сахарова под честное офицерское слово (Цяну было уже значительно лучше) и полетел в отступающие полки наших войск. Настроение было крайне упадочное, я не решился сделать ни единой фотографии - так побито выглядел 2-й Сибирский армейский корпус. В случае занятия японцами Бадаоцзяна весь успех нашего Фервальского наступления мог сойти на нет, это поставило бы мой 1-й Сибирский корпус под угрозу окружения. Именно в войсках генерала Засулича я впервые услышал фразу "Вот и началась настоящая война".

Вскоре настоящая война пришла и ко мне "домой". По возвращении в корпус я узнал от офицеров штаба, что обе дивизии готовятся к обороне - по сообщениям разведки, на Ийчжу шел генерал Кигоси. 24-го марта эти "предсказания" сбылись целиком и полностью, город был взят в осаду японскими войсками. Повторялась ситуация Часона - несмотря на почти двукратное численное преимущество, наши войска сильно проигрывали японцам в мощи артиллерийского залпа, что было особенно критическим в осадном сражении. Мой Цян, едва поднявшись с больничной койки, неожиданно для меня изъявил желание сражаться на стороне русских и истребовал у изумленного интенданта винтовку, гимнастерку и фуражку - последняя особенно красочно смотрелась в сочетании с его маньчжурской косой. Тем не менее, мой невозмутимый слуга не обращал на это внимания и всюду сопровождал меня, зачастую даже стреляя куда-то в сторону японских позиций - на деле нас, военных корреспондентов, почти никогда не отправляли на передовую, так что Цян немного перебарщивал с воинственностью, попросту тратя патроны.

Бои за город шли три дня, и Сахаров, несмотря на отчаянную храбрость японских солдат и подавляющее превосходство их в орудиях, смог отстоять Ийчжу. К вечеру 27-го марта дивизия генерала Кигоси прекратила свои атаки (зачастую довольно самоубийственные - в полный рост на пулеметы и укрепленные позиции), и наступило некоторое затишье. Наши потери были примерно 300 убитых, тяжело раненных и пропавших без вести, у японцев - примерно в два раза больше. О потерях японской артиллерии я ничего не знал, но у нас вышло из строя две пушки, что еще больше ослабило огневую мощь нашего корпуса. В тот же день мы узнали, что Мищенко решил отвлечь Куроки от преследования корпуса Засулича и перешел в наступление в направлении Хамхына. Там его забайкальские казаки столкнулись с японской пехотной дивизией, по неподтвержденным данным - гвардейской, под командованием генерал-майора Игути.

А 31-го марта, в последний день месяца, нас поразила новость из Порт-Артура, когда уже я сам себе сказал "Начинается настоящая война". На японской мине средь бела дня подорвался флагманский броненосец "Петропавловск", столь героически проявивший себя в потоплении японского транспортного флота. Корабль был практически полностью уничтожен и затонул, большая часть команды погибла, чудом спасся великий князь Кирилл Владимирович. Однако самая страшная потеря была не в самом корабле и не в его команде - в тот день на борту "Петропавловска" был командующий силами 1-й Тихоокеанской эскадры, герой боев в заливе и спаситель Порт-Артура адмирал Степан Осипович Макаров. Трагическую гибель разделил с ним известный художник-баталист Верещагин, тоже бывший на броненосце в тот злосчастный день. Взрыв "Петропавловска" разделил для меня всю японскую войну на две неравные части - "до" и "после". Вторая часть войны оказалась окрашенной в совсем другие тона.

Командование же обезглавленной эскадрой, которая вряд ли решилась бы теперь на столь отчаянные, бескомпромиссные и блистательные действия, как с адмиралом Макаровым, принял на себя адмирал Алексей Николаевич Аркас, сын прославленного флотоводца времен войны с Турцией Николая Андреевича Аркаса. Увы, этому во всех отношениях хорошему флотоводцу явно недоставало тех качеств, которыми владел погибший Степан Осипович...

[Cкрыть]

[Red_Skif 12]

Глава третья

В которой начинается настоящая война

А вот теперь особо интересно. Не томи,ждем еще!

[xammersmit 2]

Ждем продолжения.

[Falconette 5,481]

Глава четвертая

В которой состязаются тактики

Глава IVНажмите здесь!

 

После трагической гибели адмирала Макарова наши войска стали как пыльным мешком ударенные. Наступательный запал иссяк окончательно, в лагерях тут и там стали слышаться первые недовольные голоса, хотя никаких брожений и прочих нарушений дисциплины, слава Богу, замечено не было. Озлобленность на японцев начала проявляться в бытовом насилии над местным населением - корейцами, китайцами, маньчжурами, за которое командование почти никого не наказывало, считая это хорошим способом для солдат выместить злость на "макак". Цян, правда, жертвой такого "выпуска пара" не стал, врезав попытавшемуся отрезать у него косу артиллеристу прикладом по зубам, после чего моего неистового китайца пришлось силком оттаскивать от бедняги фейерверкера, дабы не случилось членовредительства. Вообще, Цяна в штабе и полках очень быстро зауважали, я даже выправил ему в канцелярии документы на имя "Фусинова Цяна Ивановича" (весьма вольная интерпретация имен Фуси Цян и Фуси Ван), после чего никто из офицеров штаба корпуса моего бравого Санчо Пансу иначе как "Цян Иваныч" уже не называл. Фронт же стабилизировался, большая часть наши войск (за исключением нашего корпуса и отряда Мищенко) под напором японцев отошла за реку Ялу и наступило некоторое затишье.

Желая несколько "растормошить" и японцев, и наших приунывших солдат, Куропаткин отдал приказ о новом наступлении на Канге вечером 3 апреля. Диспозиция казалась удачной - главным силам генерала Фока нужно было форсировать Ялу и нанести решающий удар японским войскам во фронт, с тыла же организовывалась стремительная атака казаков Мищенко. Нашему корпусу отводилась роль артиллерийской поддержки предстоящего наступления. Ожидания в штабах от предстоящего дела были оптимистичные - по сведениям нашей разведки численное превосходство над японцами ожидалось почти трехкратное.

Ожидания оправдались, нашим шести дивизиям действительно противостояли две японские под руководством генерала Куроки, командующего 1-й армией. Японцы оборонялись отчаянно и выгодно использовали свою артиллерию, однако все же было очевидно, что с натиском русских, осуществляемом сразу на трех направлениях, им было никак не справиться. Генерал Фок передавал Куропаткину сведения о том, что передовые пикеты японских войск уже опрокинуты, большая часть полков уже перешла Ялу и наступление идет согласно ожиданиям главнокомандующего.

Однако японцы провели тактический ход, которого не ожидал никто. Видимо надеясь расстроить систему наших коммуникаций, Куроки вывел из боя одну из своих дивизий и приказ ей двигаться на север, в обход наших главных позиций у Фушуни. Японские пехотинцы, практически не встречая сопротивления (кроме разве что редких перестрелок с казаками), ускоренным маршем преодолели значительное расстояние (по моим подсчетам, от Канге до Линьцзяна, который в итоге был занят японцами, было около 180 верст) буквально за неделю. Наше командование абсолютно не предполагало, что такой маневр может быть возможен как таковой - потеряв Линьцзян, мы сдали японцам значительные запасы провианта, интендантских товаров и - самое страшное - снарядов для предстоящего наступления. Генерал Фок был вызван в Харбин с театра военных действий для дачи показаний о неустроении на дорогах на Линьцзян должных пикетов и дозорных казачьих разъездов. Тем не менее, выиграв стратегически, барон Куроки серьезно прогадал в тактическом плане - явно переоценив стойкость своих войск, он, лишенный поддержки прорвавшейся на север дивизии, начал проигрывать сражение и отступать - рискуя отдать захватившую Линьцзянские склады дивизию в русское окружение. Вероятно, Фок смог объяснить Алексееву и Куропаткину подобную диспозицию, так как командующим 3-м Сибирским армейским корпусом он остался, равно как и непровозглашенным начальником всех русских войск в Корее.

11-го апреля сильно усугубило положение восстание корейцев, доведенных до отчаяния совершенно варварской политикой русских интендантов, попросту грабящих их деревни для сбора продовольствия в пользу наших войск. Вместо боев с генералом Куроки наш корпус был вынужден заниматься полицейской службой и подавлять крестьянские бунты. И так озлобленные на "азиятов" солдаты получили законное обоснование творить насилие на чужой земле - и потому, к сожалению, фотографий от середины апреля 1904-го года в моем архиве практически не существует. Однако, даже несмотря на эти волнения корейцев, наступление на Канге развивалось успешно - Фок разбил Куроки в генеральном сражении (потери японцев около 2000 человек, наши - меньше тысячи; захвачено 4 трофейных японских орудия) и продвигался вперед. Впрочем, 1-я армия японцев придумала весьма изящный ход по срыву нашего окружения - Хамхын, защищаемый лишь Мищенко и его забайкальскими казаками, оказался весьма легкой добычей для двух вражеских пехотных дивизий, располагающих значительными силами артиллерии. В случае поражения нашего Восточного отряда японская дивизия отошла бы из Линьцзяна на юго-восток, не попав в ловушку генарала Фока. Наш враг действовал потрясающе умно.

Наши худшие ожидания оправдались - предназначенный для стремительных набегов и рейдов по вражеским тылам, а не для стратегической обороны, отряд Мищенко был вынужден отступать. Дорога на Хамхын была открыта, и весь замысел Куропаткина оказывался под угрозой - с утерей Хамхына угроза Владивостоку становилась самой серьезной, а главная задача апрельских наступательных действий - окончательно закрепиться на севере Кореи - оказывалась бы просто невыполненной.

Срывать планы японцев пришлось топорно и - с точки зрения военного искусства - примитивно. Ставка была вынуждена отказаться от окружения и приказала 2-му корпусу попросту выбить вторую дивизию японской 1-й армии из Линьцзяна и его окрестностей. Генерал Засулич, страстно желая восстановить свою честь после поражений на реке Ялу, ревностно принялся исполнять это указание и обрушился на врага всей мощью своих 3-й и 6-й Сибирских стрелковых дивизий. В ходе скоротечных боев (в прессе тогда ходивших название "стычек в Южной Маньжурии") 2-й Сибирский корпус смял японскую оборону (потери врага - 1400 солдат и офицеров, цифра наших потерь - около 500) и натурально "погнал" неприятеля на юг. Михаил Иванович Засулич за эти бои был представлен к ордену Св. Владимира 2-й степени с мечами.

Корейское восстание же то затухало, то разгоралось с новой силой - даже к 25-му апреля чрезвычайное военное положение сохранялось во всех городах и селах Ийчжуйского уезда. Японские агенты и диверсанты снабжали повстанцев оружием, продовольствием, боеприпасами, осуществляли широкую антирусскую пропаганду среди городских и сельских обывателей. 1-й Сибирский армейский корпус был полностью скован в тактическом отношении, не имея возможности оставить у себя в тылу тлеющие угли крестьянских бунтов. Куропаткин же как будто поощрял весьма жестокие методы, коими русские войска наводили порядок в Корее - во всяком случае, мою заметку "На Ийчжуйских холмах", в которой я вскользь упоминал о грубом отношении наших солдат к местному мирному населению, распотрошила военная цензура, а самому мне была сделана решительная выволочка с угрозой оказаться на гауптвахте до конца кампании, если из под моего пера еще раз выйдет нечто подобное. Два раза подобное мне говорить было не нужно, и более ни о чем, происходившем на холмах вокруг Ийчжу, я не писал.

2-го мая на фронт пришли вести, что свой долгий путь от Иркутска до наших позиций начинает 10-й армейский корпус инженер-генерала Капитона Константиновича Случевского - не стрелки-сибиряки в косматых папахах, а настоящая регулярная армейская пехота. К тому же, на этот корпус надежды были особенно сильны, так как под началом Случевского находились прославленнейшие 9-я и 31-я дивизии, неофициально известные как "Шипкинская" и "Плевенская", покрывшие себя боевой славой в годы турецкой кампании. На позициях очень ждали эти легендарные полки: 33-й Елецкий, 34-й Севский графа Каменского, 35-й Брянский генерал-адъютанта князя Горчакова и, разумеется, 36-й Орловский генерал-фельдмаршала князя Варшавского графа Паскевича-Эриванского. Одни названия этих подразделений говорили о том, что они были подлинно отборными и одними из самых славных в Русской армии.

Только к 4-му мая было объявлено об окончательном подавлении восстания корейских крестьян. Однако нам было не до празднования этого, мягко говоря, сомнительного с военной точки зрения успеха (пусть и при весьма скромных наших потерях в 98 солдат). Японская дивизия генерала Кигоси, однажды уже штурмовавшая занятый русскими Ийчжу, вновь наступала с немалым успехом, и положение нашего корпуса, сильно измотанного утомительной борьбой с партизанами и диверсантами на пересеченной местности и без должного снабжения, было поистине критическим. Неприятельская артиллерия впервые смогла выйти на позиции, позволяющие бить непосредственно по городу - мы едва успели перевести штаб корпуса, прежде чем его старое здание уничтожили японские гаубицы, явно стрелявшие по наводке кого-то из горожан - или, быть может, подосланного в наш тыл шпиона.

Однако Владимир Викторович остался "верен себе" и, не поддавшись панике, сперва хладнокровно отразил несколько японских попыток штурма, а после совершил успешную вылазку, которую лично же и возглавил, в результате чего, к изумлению военных корреспондентов - как наших, так и иностранных - снова отбросил Кигоси и его дивизию от города, сохранив западный участок Корейского фронта за русскими. Описывая этот подвиг в моей газете, я рассчитывал, что это повлияет на карьеру Сахарова или поспособствует его представлению к той или иной награде, но я серьезно ошибался - Куропаткин по какой-то причине недолюбливал нашего командира и ничем, кроме сухой поздравительной телеграммы, его не отметил. Лишь в конце 1904-го года сам Император, узнав от кого-то о двух оборонах Ийчжу, отметит генерала золотым Георгиевским оружием с бриллиантами.

И все же, несмотря на свои довольно ощутимые поражения, японцы стратегически выиграли в Корее в апреле-мае 1904-го года, все же сорвав наши планы по скорому захвату Канге и выходу на тактический простор боевых действий. 9-го мая город все еще оставался японским, хотя бои за него шли вяло, и по сути были прикрытием отступления для японской 1-й армии. Тем не менее, барон Куроки провел весьма успешный гамбит:

1. Канге, который по всем расчетам русских должен был пасть еще в конце апреля, оставался японским;

2. Снабжение нашей армии в Корее было подорвано внезапным рейдом на Линьцзян, где в руки японцев попали основные интендантские склады 3-го Сибирского корпуса;

3. Корейское восстание, разжигаемое японскими провокаторами и последовавшее за ним наступление Кигоси на Ийчжу полностью исключили участие войск генерала Сахарова из участия в походе на Канге;

4. Неизбежное, казалось бы, окружение японских войск в Южной Маньчжурии было сорвано блестящим тактическим ходом - ударом на Хамхын;

5. Сам Хамхын, вероятно, вскоре тоже должен был быть занят неприятелем, Восточный отряд генерала Мищенко был выведен с передовой.

Хороших новостей было две - во-первых, к нам наконец-то прибыл Гурко и его кавалеристы (сибирские и оренбурские казаки), что увеличило нашу группировку в Корее до восьми дивизий; во-вторых, Бог миловал меня и Цяна, и в ходе ожесточенных боев за Ийчжу ни я, ни он не были даже ранены - хотя японская артиллерия убила и искалечила множество несчастных обывателей, оказавшихся запертыми в осажденном городе. Последнее довольно серьезно настроило часть корейцев на русскую, а не японскую сторону. По большому счету, преимущество к середине мая в целом ощущалось за японцами, несмотря на наши победы и их потери - нашей Ставке предстояло как-то это изменить.

[Cкрыть]

Изменено 30.05.2016, 13:31:35 пользователем Falconette

[Falconette 5,481]

Глава пятая

В которой нам многое удается

Глава VНажмите здесь!

 

Необычайно жаркий для севера Кореи май 1904-го года разгорался вместе с дальнейшими боями русской и японской армий в Корее. Крестьянское восстание - один из главных факторов наших неудач - уже было позади, но положение оставалось очень тяжелым. В ближайшее время ожидалось падение Хамхына, за которым мог последовать откат наших частей к довоенной границе, что означало бы фатальное стратегическое поражение. В штабе Куропаткина уже начали проявляться упаднические настроения и все громче звучали голоса тех офицеров, кто склонял главковерха к отступлению из Кореи. Хуже всего было то, что сам Алексей Николаевич во многом и сам строил свои довоенные планы на обороне Маньчжурии и действий исходя из японской тактики - фактически, полностью оставляя за неприятелем право инициативы, русские войска должны были лишь "отвечать". Однако на передовой того уныния, что в харбинских штабах, не было и в помине - как только на фронт прибыл энергичный, взбалмошный, громкоголосый кавалерист Ромейко-Гурко, сын легендарного "балканского фельдмаршала", нашу армию в Корее будто подменили. Уныние солдат и командиров, падение боевого духа, склонность к уклонению с передовой - все это, пускай и ненадолго, стремилось лихим боевым задором, и первыми в нем были сами конники Гурко - казаки сибирцы и оренбуржцы. Наступление на Канге ускорилось, полки воспряли духом.

В 20-х числах мая Куропаткин неожиданно отдал нам приказ оставлять Ийчжу - хотя наш корпус неоднократно останавливал японцев в их бесплодной попытке взять город и держал фронт. Не имеющий права не подчиниться, генерал Сахаров разослал уведомление об оставлении позиций по всем ротам и батареям. Отступать пришлось поспешно, в сутолоке и без явного понимания, зачем это нужно. Во встречных боях с японскими частями, отходя на Ляодунский полуостров, мы потеряли порядка 400 солдат и одно орудие. На сибирских стрелков было жалко смотреть - в то время как приободренные войска Засулича и Гурко рвались к Канге, намереваясь переломить исход кампании, солдатам Сахарова будто плюнули в лицо, продемонстрировав, что вся их героическая эпопея по обороне Ийчжу не стоит и выеденного яйца. Враг, разумеется, воспринял наш отход как свою победу и торжествовал - генерал Кигоси был награжден, как я узнал позднее, за "разгром 1-го Сибирского корпуса русской армии", которого в действительности никогда не случалось. К исходу 22-го числа большая часть войск корпуса была уже в Аньдуни - даже отступать наш командир умел блестяще, всего за 3 дня проведя 20 000 человек по внушительному маршруту в 200 верст. Никто из офицеров не знал, что прикажет нам Куропаткин дальше.

Из Иркутска сообщали о развертывании на Восточно-Сибирском театре 17-го армейского корпуса генерала-от-кавалерии барона Александра Александровича Бильдерлинга. С ним должны были прибыть 3-я и 35-я пехотные дивизии (генерал-майор Николай Иванович Янжул, генерал-лейтенант Константин Иванович Смирнский), однако ранее весны 1905-го года, как оказалось, их ждать на передовой не приходилось (как и всех крупных подкреплений русской армии в той войне).

Хамхын пал, и уже 24-го мая Мищенко и Засулич перешли в контрнаступление, надеясь отбить город как можно быстрее, пока японцы не успели закрепиться на плацдарме и устроить полноценную оборону. Расклад сил был на нашей стороне.

26-го мая сам Алексей Николаевич Куропаткин принял решение лично участвовать в наступлении в северной Корее и выдвинул силы резерва Маньчжурской армии к линии фронта. Прибытие его резервистской 1-й Сибирской пехотной дивизии должно было значительным образом усилить боевые порядки нашей армии, как и непосредственное руководство главнокомандующим на передовой. Генерал Фок, таким образом, переставал быть непосредственным организатором и исполнителем действий наших войск на этом театре.

Грозный салют русских конно-артиллерийских пушек озарил небо Канге 30-го мая. Конница Гурко, скакавшая впереди всех прочих боевых порядков, торжественно въезжала в город. Русское наступление, как мы надеялись, завершилось с большим успехом. По разрешению генерала Сахарова я оказался в рядах Сибирского кавалерийского корпуса одним из первых репортеров, и в ярких красках написал статью для вечерней сводки, которая появилась на страницах моей газеты уже 31-го мая. Северная часть Кореи была в руках русских, но было большим заблуждением считать, что японцы ничего не предпримут на этот счет, и они, безусловно, предприняли меры уже в самом скором времени.

Ставка вечером того же дня издала приказ, согласно которому устанавливалась новая диспозиция Маньчжурской армии на корейском фронте. Куропаткин планировал перегруппировать войска с целью закрепления успеха, поддержки контрнаступления на Хамхын и общего усиления действующей армии. По этой диспозиции за нашим 1-м Сибирским армейским корпусом была поставлена задача обороны Ляодунского полуострова от возможного японского десанта (как оказалось, после гибели адмирала Макарова наши флотоводцы окончательно пали духом и решили не выводить флот с баз до конца кампании, дабы не терять в боях с японцами драгоценные корабли и тем самым не бить по и так невысокому боевому духу русских). В самое ближайшее время в Канге должны были прибыть Семашкевич и Фок со своими тремя дивизиями сибирских стрелков, наш многострадальный Ийчжу же, судя по всему, отдавался японцам без боя.

Хамхынское сражение завершилось к 3-му июня и весьма прославило русское оружие. Решающий вклад в победу внесли сокрушительные рейды летучих казачьих отрядов Мищенко в японский тыл по знакомым, заранее изученным за время "сидения" в Хамхыне наших войск дорогам и тропам. Генерал Куроки явно не ожидал от деморализованной (как ему казалось после оставления нами Ийчжу) русской армии такого прекрасно организованного натиска и столь удачной смычки пехоты и кавалерии (генерал Гурко также поддерживал удар на Хамхын). В результате, потеряв более 2000 человек личного состава и оставив врагу 5 превосходных полевых орудий новейшей системы, японцы начали поспешно отходить на юг - дела как будто пошли для нас много лучше.

На время выдавшегося затишья я съездил в Порт-Артур, снял порт, казематы форта (разумеется, так, чтобы это не представляло ценной информации для врага, который читал наши газеты очень внимательно) и сцены из жизни гарнизона города и Квантунского укрепрайона. Город жил практически так же, как до войны, усилиями покойного адмирала Макарова и генерала Семашкевича японцы не смогли высадить десант и установить сухопутную блокаду, что позволяло Артуру лишь слегка затянуть пояса, чем тут же не преминули воспользоваться китайские и русские купцы, вовсю наживавшиеся на спекуляции продуктами, бытовыми товарами, алкоголем, табаком и прочим необходимым. Положение дел на флоте мне не понравилось решительно. Адмирал Аркас заявил, что ни один корабль не выйдет из укрепленной гавани Порт-Артура и с Владивостокского рейда до тех пор, пока не прибудут главные силы Рожественского и не будет достигнуто преимущество над японцами. Моряки уже которую неделю шлялись по городу без дела, все могло до брожений и мятежа, уже нередки были драки матросов и солдат - последние обвиняли первых в бездействии и прохлаждении в тылу, в то время как "серая скотинка" вынуждена проливать кровь в Корее. Конечно же, все это крайне отрицательно влияло на боевой дух, однако Куропаткин, осторожный и выжидающий, был полностью солидарен с адмиралом Аркасом и приказывал беречь флот вплоть до прихода наших кораблей с Балтики и Черного моря. В Порт-Артуре меня заняло известие об окончательном занятии японскими полками нашего родного Ийчжу. Это случилось лишь 16-го июня - так далеко на деле были японские войска от города, который мы сдали по приказу Куропаткина якобы из опасности скорого вражеского наступления и разгрома 1-го корпуса. Было невероятно больно и тяжело думать о таком.

Тем необычнее для нас стал секретный приказ от 17-го июня, которого не ожидал никто, знавший главнокомандующего. Новая директива предписывала совместно с 3-м Сибирским армейским корпусом, 9-й Сибирской стрелковой дивизией и Сибирским кавалерийским корпусом, наносящими удар в спину японским войскам на северо-западе Кореи, выступать с Ляодуна боевыми порядками с целью... отбить Ийчжу. Кровью и потом русских солдат отбить город, который до этого зачем-то пришлось оставить без боя. Поднявшийся среди наших стрелков ропот смог успокоить только потрясающе одаренный проповедническим даром военный священник отец Леонид Воскресенский, чудом успокоивший солдат, уже бывших готовыми наступать не на Ийчжу, а на Мукден с целью разгромить к чертовой матери штаб Куропаткина. После священника речь держал Сахаров, которому тоже вполне удалось воодушевить солдат, и в результате мы с Цяном заняли наше обычное место в корпусном обозе, а войска наших двух дивизий начинали все сначала - отправлялись занимать западный сектор северно-корейского направления.

Последующие дни прошли как в горячке, так рвались наши разгоряченные полки к городу, где было пролито так много крови их товарищей - к городу, где эти полки в косматых папахах (давно уступивших место по причине страшной жары белоснежным бескозыркам, которые для маскировки, как и гимнастерки, пачкали и красили чем только могли) уже добыли себе на этой войне небывалую славу. Эту славу 1-й Сибирский армейский корпус не собирался отдавать никому - ни японцам, ни генералу Куропаткину. Наше наступление было таким же стремительным и быстрым, как и отход из города - 23-го июня, меньше чем через неделю после секретного приказа главковерха, наши передовые отряды уже входили в город. К началу следующего дня в Ийчжу не осталось ни одного японского солдата, а над самым высоким зданием в городе вновь взметнулся российский флаг. Успехи генерала Сахарова были выше всяких похвал, и даже недолюбливавший его Куропаткин не имел права не отправить Владимиру Викторовичу поздравительную телеграмму, в которой сообщалось, что за "совокупные успехи на Ийчжуйском участке фронта" (видимо, подразумевалась и начисто проигнорированная Куропаткиным героическая оборона города) он будет ходатайствовать перед Государем о присвоении нашему командующему внеочередного чина генерала-от-кавалерии. Японцы, потерявшие 7 орудий и почти три тысячи солдат, были очень ошарашены нашими успехами при Ийчжу и Хамхыне - последний уже тоже был взят.

К девятому июля был введен в действие новый план передислокации, согласно которому Куропаткин намеревался сделать все три отряда Корейского фронта более или менее равными по силе, то есть избавиться от главного нашего бича в сухопутной войне с Японией - катастрофического неравенства сил на разных направлениях. В Канге оставался Главный отряд (или, как будут говорить чуть позже, 1-я Маньчжурская армия) в составе 3-го Сибирского армейского корпуса, казаков генерала Гурко и войск самого Куропаткина (главным образом, сибирских пехотинцев-резервистов); Хамхын был штабом Восточного отряда (или 2-й Маньчжурской армии) - то есть 2-го Сибирского армейского корпуса генерала Засулича и забайкальцев генерала Мищенко; генерал-от-кавалерии Сахаров же, в свою очередь, назначался командующим Западным отрядом, который в 1905-м году будет развернут в 3-ю Маньчжурскую армию. В его подчинение, помимо 1-го корпуса, передавалась "артурская" дивизия генерала Семашкевича. Таковы была наша новая диспозиция и боевое расписание.

Однако барон Куроки не был дураком, и прекрасно понимал, что если дать русским жизненно важную передышку и осуществить перегруппировку Маньчжурской армии, то дела пойдут много хуже, и судьба кампании может быть поставлена под вопрос. На рассвете 11-го июля я проснулся от нестерпимо громкой канонады - снова, уже в который раз, на подходах к позициям нашего корпуса грохотали японские пушки, а русские - много тише - отзывались ответным огнем. Японские войска, наученные горьким опытом предыдущих штурмов Ийчжу, наступали не одной, а тремя дивизиями - всей своей 1-й армией при поддержке тяжелой артиллерии. Сахаров запрашивал Семашкевича об ожидаемом времени прибытия его на запад, но телеграф молчал. Нам снова предстоял бой не на жизнь, а на смерть, причем наш противник был силен, как никогда.

[Cкрыть]

[Исороку 73]

Мда...не зря фраза "Маленькая победоносна война" стала анекдотом. Полумиллионная армия не может справиться с тремя дивизиями. Поправьте меня если неточно подсчитал войска Российской Империи но это же бред !!! С Самого начала ждал мясорубок под Мукденом, осад с волнами наступления японцев.А тут стрельба из пушки по воробьям.Причем воробей похоже выигрывает, или по крайней мере ведет себя очень нагло.

Кончайте их уже.

[Falkenhayn 907]

Мда...не зря фраза "Маленькая победоносна война" стала анекдотом. Полумиллионная армия не может справиться с тремя дивизиями. Поправьте меня если неточно подсчитал войска Российской Империи но это же бред !!! С Самого начала ждал мясорубок под Мукденом, осад с волнами наступления японцев.А тут стрельба из пушки по воробьям.Причем воробей похоже выигрывает, или по крайней мере ведет себя очень нагло.

Кончайте их уже.

Эм, автор воюет много удачливее, чем РИА в реальной истории. Мукден у него, кстати, в глубоком тылу, а бои ведутся в северной части Кореи.