Конец идеологии

[Мэйдзи 1,558]

Конец идеологии

Алексей Бессуднов, автор «Эксперт», «Эксперт Северо-Запад»

Российских политиков традиционно обвиняют в безыдейности, внеидеологичности, отсутствии у них сколько-нибудь внятных систем политических взглядов. В России нет политики как таковой, нет «правых» и «левых», а псевдопартийные объединения возникают перед выборами, исходя из сиюминутных потребностей отдельных политических деятелей, и легко распадаются, когда в них исчезает необходимость. Партийная политика в худшем смысле слова прагматична, партийная риторика эклектична и переполнена демагогией. Наши «консерваторы» иногда скорее радикалы, а «радикалы» больше похожи на консерваторов. Акценты сместились, полюса поменялись местами, политика ценностей уступила место политике непосредственных интересов.

Эти утверждения действительно часто верны. Парадокс в том, что верно и обратное: интеллектуальное и политическое пространство в России предельно идеологизировано, возможно, даже в большей степени, чем на Западе. Наши интеллектуалы и «опинион-мэйкеры» (особенно из разновидности «глянцевых»), а временами и чиновники в большинстве своем думают, говорят и действуют в рамках жестких идеологических конструкций, от которых они не могут или не хотят отходить.

Американский социолог Дэниел Белл, автор книги «Конец идеологии», впервые опубликованной в 1960 году, определяет идеологию как «исторически обусловленную систему убеждений, которая сплавляет идеи с эмоциями, стремится превратить их в рычаги социального воздействия и, трансформируя идеи, преобразует также и людей. Когда идеологию используют как ударную силу, она заставляет людей смотреть на мир „широко закрытыми глазами“, становится закрытой системой, имеющей наготове ответы на любые вопросы, какие только могут возникнуть». Пафос Белла, в 30−е и 40−е годы ХХ века социалиста, а вскоре после окончания Второй мировой войны разочаровавшегося в политической деятельности, был направлен скорее против левых, повторявших марксистские штампы в условиях, на деле мало соответствовавших классическому анализу Маркса. В современной России сколько-нибудь заметной левой силы нет (не считать же таковой патерналистскую и националистическую КПРФ?), но от этого актуальность критики идеологии ничуть не уменьшается. Скорее наоборот, еще один парадокс заключается в том, что весьма умеренные политики, подчеркивающие свой прагматизм, на деле оказываются ослеплены идеологическими мифами ничуть не меньше радикалов.

Приведу несколько распространенных идеологем. Основной из них, пожалуй, является миф о «свободном рынке». Не быть «рыночником» считается неприличным, идея «рыночной экономики» неприкосновенна как шестая статья советской конституции. Между тем многие «рыночники», не являющиеся профессиональными экономистами, едва ли способны объяснить суть своих взглядов иначе как картинкой из учебника «экономикс», изображающей кривые спроса и предложения, и идеей о невмешательстве государства в экономику. Представления о «рынке» как универсальном способе решения всех проблем редко подкрепляются историческими и фактическими данными. Они и не нужны, когда глаза застилает идеологическая пелена, а слова незаметно теряют свой смысл. Не лучше смотрятся и «государственники», которые настаивают на усилении государственного регулирования или — в зависимости от градуса идеологического задора — на необходимости национализации, и при этом упорно не замечают проблем, возникающих в государственном секторе коррумпированного и неэффективного государства.

Выраженный случай идеологического тупика — дискуссия между отечественными «фритредерами» и протекционистами по поводу вступления России в ВТО обычно имеет своим конечным пунктом заявления о необходимости точно просчитать все последствия этого шага. Споры идут уже несколько лет, но сколько-нибудь детального анализа (не похороненного в грудах бумаг одного из многочисленных экспертных центров, а распространенного через СМИ и «освоенного» элитами) мы так и не дождались. Можно еще долго безрезультатно спорить на пустом месте, благо аргументы сторон известны заранее: одни будут взывать к необходимости «включить Россию в систему мировой торговли», другие — защитить «отечественного товаропроизводителя».

Возникает законный вопрос: в чем же заключается позитивная альтернатива?

Ответ, на мой взгляд, состоит в том, что никакой альтернативы, которую можно было бы сформулировать в двух абзацах, в принципе не может существовать. «Любая теория об американском обществе и политике, — пишет Белл, — должна начинаться с эмпирического уровня. Уже затем возможны теоретические обобщения, к которым так склонны люди, упрощающие суть дела». Едва ли российское общество по своей структуре намного проще американского и может быть описано в одной системе координат. Рассмотрение разных проблем требует объективной экспертизы, разных подходов и теоретических моделей. Адекватный анализ социальной действительности не сводится к примитивным схемам, унаследованным от прошлого.

Признание подобного подхода трудно, оно требует определенной интеллектуальной смелости и готовности пересматривать собственные взгляды. Важно при этом не впасть в эклектизм и не превратить критику идеологий в их механическое смешение. Но, отказавшись от этой критики совсем, мы рискуем вечно оставаться в «королевстве кривых зеркал», судя о переменах, происходящих в социальном мире, по искаженным представлениям «идеологов».

Стоит задуматься...