Зверства немецких захватчиков во время Первой Мировой войны 1914–1918 гг

[Antinoh 1,231]

Введение

Когда сейчас, в тревожные и суровые дни Великой отечественной войны, перелистываешь документы прошлых лет, с пожелтевших страниц встает жуткий, окровавленный облик немецкого солдата — прообраз современного фашистского бандита.

Русские люди не раз испытывали на себе чудовищные злодеяния германских захватчиков. В памяти нашего народа, в многочисленных исторических и литературных документах навсегда запечатлены бесчинства немецких войск, вторгшихся в русскую землю. Не было такой войны, в которой германская армия не проявила бы себя как армия насильников и убийц, лишенная каких-либо признаков воинской чести и благородства.

После опустошительного, но безуспешного похода тевтонских рыцарей на Русь немцы не раз проявляли свою кровожадность и в последующих войнах. В Семилетней войне 1756–1763 гг. четко определилась колоссальная разница в моральном состоянии обеих армий. Известный историк Архенгольц следующим образом описывает отношение пруссаков к раненым русским солдатам: «Много тяжело раненных русских, оставленных без всякого призрения на поле битвы... кидали в ямы и зарывали вместе с мертвыми. Напрасно злосчастные бились между мертвыми, стараясь разметать их и подняться, другие трупы, на них бросаемые, тяжестью своею навечно отверзали для дышащих еще страшную могилу».

В то же самое время, по свидетельству генерала Петра Панина, легко раненные русские солдаты «неприятельских тяжело раненных на себе из опасности выносили; солдаты наши своим хлебом и водою, в коих сами великую нужду тогда имели, их снабжали...» Эти два ярких свидетельства [4] показывают, что русская и прусская армии с давних времен воспитывались в совершенно противоположных принципах. Фридрих II, перед которым так раболепно преклоняются современные фашисты, вытравлял у своих солдат всякое чувство сострадания и уважения к человеческой личности. Отвратительная прусская система воспитания тупого солдата-автомата приносила с каждой новой войной все новые и новые ужасные плоды. Правда, правители Германии не прочь были блеснуть перед мировым общественным мнением своим «человеколюбием». Они охотно подписывали гуманные международные обязательства и договоры. За 16 лет до мировой войны 1914–1918 гг. Германия подписала ряд таких документов, в том числе Гаагскую декларацию 1899 г., запрещающую употребление разрывных пуль и снарядов, имеющих назначение распространять удушливые газы; Женевскую конвенцию 1906 г., обязывающую уважать неприкосновенность санитарных учреждений и лиц, пользующихся защитой Красного Креста; Женевскую конвенцию 1907 г., запрещающую употребление всякого оружия, причиняющего излишние страдания и т. д. Но как только вспыхнула первая мировая война, Германия подло и коварно разорвала добровольно подписанные ею договоры и стала применять в борьбе со своими противниками самые гнусные и варварские методы.

Во время мировой войны 1914–1918 гг. особую жестокость и кровожадность германская военщина проявила на Восточном фронте как против русских военнопленных, так и против мирного населения.

Публикуемые в настоящем сборнике документы ярко отражают те ужасы и страдания, которые пришлось перенести мирным жителям и русским солдатам, имевшим несчастье попасть в лапы германских войск. В самом начале войны германские солдаты по приказу командования подвергли дикому разгрому пограничный город Калиш. Этот город не защищался русскими войсками, и 155 немецкий пехотный полк под командованием майора Пройскера не встретил сопротивления при вступлении в город. Тем не менее германское командование подвергло его опустошительному грабежу и разрушению. После пятидневного немецкого господства Калиш был превращен в груду дымящихся развалин. От 80-тысячного населения никого не осталось; кому посчастливилось — тот бежал, а те, кому не удалось бежать, были либо расстреляны, либо погибли под обломками зданий.

Калишская трагедия открыла длинный список кровавых преступлений немецкой армии на русско-германском фронте. Захватывая русские города и села, немцы грабили мирное население, подвергали утонченным пыткам и издевательствам женщин, стариков и детей. В деревне Соснице, невдалеке от города Перемышля, германские солдаты разорвали на куски новорожденного ребенка только за то, что родители крестили его согласно православным обычаям. В этой же деревне немцы повесили шесть жителей за участие в крещении новорожденного. В сентябре 1914 г. в районе Волковишек немецкие солдаты захватили двенадцать польских девушек и, затащив их в свои окопы, в течение месяца подвергали скотским издевательствам. Гнусным насилием, зверской расправой над беззащитными жителями, повальным грабежом и уничтожением всего русского и славянского был отмечен путь немецких захватчиков.

Не менее жестоко и бесчеловечно обращалась германская военщина с русскими военнопленными. Публикуемые документы показывают, что немецкие солдаты хладнокровно добивали на поле боя раненых русских солдат, а захваченных в плен отправляли на каторжные работы, обрекая на полуголодное рабское существование в отвратительных, нечеловеческих условиях.

Уже во время первой мировой войны немецкая армия показала всему миру, что по коварству и вероломным методам ведения войны она не знает соперников. Немцы первые стали употреблять разрывные пули и первые пустили на войска противника удушливые газы. Вопреки всяким международным конвенциям и договорам немецкая военщина бомбардировала госпитали, санитарные поезда и пароходы. Читатель найдет в предлагаемом сборнике документальные данные, подтверждающие то, что германская армия, воевавшая в мировую войну 1914–1918 гг. за интересы хищного германского империализма, являлась самой грабительской и кровожадной армией.

Не менее яркое представление о немецких зверствах дают и документы второго раздела сборника, рисующие немецкую оккупацию в 1918 г.

Пользуясь слабостью молодого советского государства, империалисты Германии захватили весной 1918 г. ряд западных районов Советской республики. Немецкая армия проходила по русской, белорусской и украинской земле, как банда грабителей и убийц. Страшный путь оставляли за собой «цивилизованные» дикари. Пылали села и деревни.

Трупы замученных валялись на дорогах и сельских площадях. В Екатеринославе и в Минске, в Николаеве и в Киеве зловеще чернели немецкие виселицы. Точно шайка голодных волков рыскали отряды оккупантов по уездам, забирая все, что попадалось под руку, вплоть до медных ручек от дверей и пустых бутылок.

Установив в захваченных районах колониальный режим, немецкие империалисты не только грабили и вывозили в Германию сотни эшелонов народного добра, но и ловили людей, забивали их в вагоны и отправляли на принудительные работы. Всякое сопротивление немецким разбойникам безжалостно подавлялось. Но никакие жестокие пытки и насилия не заставили великий русский народ стать на колени перед германским империализмом. На бесчинства оккупантов, на попытку отнять у него свободу и независимость он ответил могучим патриотическим движением и вышвырнул со своей земли грязные германские орды.

Зверства немецкой армии как в войне 1914–1918 гг., так и в дни Великой освободительной войны советского народа против фашистской Германии — явления не случайные. Они продиктованы самой сущностью германского империализма, агрессивной и разбойничьей природой его.

Зверства кровавых гитлеровских собак проявляются в удесятеренных размерах потому, что фашистская Германия является страной самого хищного и самого разбойничьего империализма. Разумеется, что и фашистская армия является по существу своему грабительской, разбойничьей армией, «...слепым орудием, призванным проливать свою и чужую кровь и калечить себя и других не ради интересов Германии, а ради обогащения немецких банкиров и плутократов» (Сталин).

Остервенело выполнять преступную волю гитлеровской банды может только армия бездушных и тупых автоматов. Для создания именно такой слепой разрушающей силы и прилагали все усилия Гитлер и его бандитская шайка. Весь государственный аппарат Германии, весь аппарат фашистской партии были мобилизованы на то, чтобы вытравить из немецкого народа элементарные человеческие чувства, чтобы превратить немцев в бессознательных исполнителей кровожадных замыслов фашистских правителей Германии. Тех, кто сопротивлялся этим чудовищным планам, фашисты безжалостно расстреливали и загоняли в тюрьмы.

Особое внимание уделяли гитлеровцы развращению молодежи: «В моих школах, — хвастался Гитлер, — вырастет молодежь, от которой в ужасе отпрянет мир... Неистовая, активная, властная, неустрашимая и жестокая молодежь — вот то, что я получу... Я не дам им никакого интеллектуального обучения. Знание — гибель для молодежи».

В немецких школах детям с юных лет вбивались нелепые мысли о превосходстве германской расы, о том, что высшая задача немца — убивать, насиловать, уничтожать все ненемецкое. Один иностранный писатель, побывавший накануне советско-германской войны в некоторых германских учебных заведениях, с ужасом отмечал поразительное невежество школьников. С идиотской настойчивостью ученики уверяли, что поезда и пароходы, танки и самолеты, радио и кино изобретены немцами, а другие народы якобы «украли» у немцев эти открытия.

Одурманенных и искалеченных в школе мальчишек с 15–16 лет приучали к жестокости и издевательствам над беззащитными жертвами. С этой целью создавались специальные команды, которые направлялись в тюрьмы и концентрационные лагери для прохождения «практики».

В армии продолжалась дальнейшая «обработка» молодежи.

Так создавал Гитлер послушных и тупых исполнителей своих кровожадных планов.

Для гитлеровской армии характерно отсутствие какой-либо благородной и возвышенной цели в войне. И поскольку эта армия является самой безыдейной и морально опустошенной, гитлеровскому командованию легче всего разжигать в ней низменные инстинкты грабежа и насилий. В секретном приказе главного немецкого командования от 17 июля 1941 г. прямо вменяется в обязанность высшим офицерам «всемерно воспитывать у каждого офицера и солдата чувство личной материальной заинтересованности в войне». Практически это означает, что солдатам и офицерам предлагается грабить, убивать, насиловать, жечь, разрушать.

«У немецкого солдата, — говорится в одной из фашистских листовок, — нет нервов, сердца, жалости. Он сделан из немецкого железа. После войны ты опять обретешь добрую душу, мягкое сердце для детей, для жены, для великой Германии. А сейчас действуй решительно, без колебаний... Помни, что для величия и победы Германии, для твоей личной славы, ты должен убить ровно сто русских. Это справедливое соотношение — один немец равен ста русским... Ты германец, и, как подобает германцу, уничтожай все живое, сопротивляющееся на твоем пути».

Немецкому солдату рисовали перспективу легкой прогулки на восток, которая принесет богатства и счастливую, обеспеченную жизнь. В самой Германии солдаты и их семьи испытывали постоянную нужду. А тут представлялся случай без особого труда обеспечить себя богатством. И разумеется, призывы гитлеровцев к отвратительным низменным инстинктам находили отклик. Немецкого солдата прельщала «перспектива» за счет страдания и слез советских людей сделаться собственником, «хозяином» и получить в свое распоряжение людей, работающих на него даром.

Дикая орава фашистских головорезов творит на нашей земле неслыханные зверства. Для гитлеровского сброда не существует никакой морали, никакой человеческой и воинской чести. Их расправы с пленными красноармейцами и мирным населением, их скотское издевательство над женщинами и девушками представляют собой такие чудовищные злодеяния, которые трудно выразить словами. Гитлеровские мерзавцы испытывают какое-то дикое наслаждение при виде страданий советских людей. Обер-ефрейтор Ганс Риттель записал 12 октября 1941 г. в своем дневнике:

«Чем больше убиваешь, тем легче делается. Сегодня принимал участие в очистке лагеря от подозрительных. Расстреляли 82. Среди них оказалась красивая женщина. Мы, я и Карл, отвели ее в операционную, она кусалась и выла. Через 40 минут ее расстреляли. Память — несколько минут удовольствия».

Вот выписки из записной книжки гитлеровского убийцы и мародера Вертера Кунца:

«Обошел все дома, а взять нечего. Передовые части забрали все. Зло взяло. Решил развлечь себя тринадцатилетней девчонкой. Обещал ей вернуть все, что у нее забрали, даже мертвую мать. Не верила, упиралась, кусалась, пришлось пристрелить...

Ясная поляна. Рассказывают, здесь жил какой-то Толстой. Должно большевик. Кое-что перехватил. В одном доме пришлось поскандалить. Старуха никак не хотела расставаться со своим пальто. Зачем оно ей, старой. Убил, конечно. А девчонок, которые подняли вой, прирезал ножом».

Вертер Кунц был пойман нашими бойцами. И вот этот гитлеровский вояка, такой храбрый, когда дело приходилось иметь с детьми и старухами, немедленно утратил свою «неустрашимость». Расстрелять тринадцатилетнюю девочку у него хватило мужества, а под взглядами наших бойцов он трясся от страха и испускал такой зловонный и омерзительный запах, что красноармейцы отворачивались и с отвращением отплевывались.

Вертер Кунщ — типичный солдат германской армии. В нем как в капле воды отражены основные черты фашистских солдат и офицеров — звериная жестокость и трусость.

Гитлеровские палачи думали напугать своим изуверством советский народ, парализовать его волю к сопротивлению, чтобы обеспечить себе легкую победу. Но они жестоко просчитались. Советский народ безраздельно любит свою родину, ее свободу и независимость. Под руководством большевистской партии и своего гениального полководца товарища Сталина он ведет великую освободительную войну, которая закончится полным разгромом гитлеровской Германии.

Воины Красной Армии, собственными глазами увидевшие кошмарные преступления фашистов, стали злее и беспощаднее в борьбе. «Они научились по-настоящему ненавидеть немецко-фашистских захватчиков. Они поняли, что нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души» (Сталин).

Великий русский писатель Максим Горький писал:

«Фашизм, практикуя террор, организует в массах ненависть к нему, — ненависть организует массы на неоспоримо справедливую месть врагу».

Такой неоспоримо справедливой местью будет наша месть фашистским палачам. Мы не забудем растерзанных детей, замученных женщин и стариков, сожженных городов и сел. За каждую каплю пролитой крови, за слезы матерей, за муки народа мы полностью отплатим кровавой гитлеровской своре.

* * *

Настоящий сборник документов показывает советскому читателю зверства немецких захватчиков во время первой мировой войны 1914–1918 гг. и во время оккупации германскими империалистами ряда советских районов в 1918 г.

При составлении сборника использованы документы Центрального государственного архива Октябрьской революции и социалистического строительства (ЦГАОР и СС), Центрального государственного архива Красной Армии (ЦГАКА), Центрального государственного исторического [10] архива (ЦГИА) и Центрального государственного военно-исторического архива (ЦГВИА).

Внутри разделов документы расположены по хронологическому принципу. В отдельных случаях, в интересах сохранения связи между документами, делаются отступления от строгой хронологии.

Документы публикуются по новой орфографии.

Все даты даны по новому стилю. Для первого раздела в скобках дается и старый стиль.

Документы, которые публикуются в извлечениях, имеют заголовки «Из доклада», «Из трудов» и т. д.

Все купюры внутри текста документов, не имеющих прямого отношения к теме сборника, обозначены отточиями. Пропуски, имеющиеся в подлиннике, обозначены отточиями и оговорены в подстрочных примечаниях. Вставки от составителей взяты в прямые скобки.

Сборник документов подготовлен к печати научными сотрудниками Научно-издательского отдела Управления госархивами НКВД СССР. В выявлении документов принимали участие тт. Эпштейн Д. М., Михайлова А. И., Кауфман Т. И., Кузюкова А. В., Майофис Г. М., Моровская Е. П.

[Antinoh 1,231]

Раздел I.

Зверства немцев во время первой мировой войны 1914–1918 гг.

1. Насилия и издевательства над мирным населением

№ 1. Разгром города Калиша

1914 г. — Из записки ревизора Калишско-Петроковското акцизного управления инженера-технолога З. И. Оппмана

... В ночь с 19 на 20 июля (с 1 на 2 августа) по получении губернатором телеграммы об объявлении войны, последним поездом, отошедшим около 4 часов ночи, успели покинуть Калиш лишь официальные лица и некоторые чиновники. Все жители города за полным отсутствием экипажей и подвод волей-неволей должны были с семьями оставаться в Калише...

В тот же день пополудни калишане извещены были о приближении к городу германских войск первым появившимся в городе немецким уланом, который в бешеном галопе проскакал от рогатки к Европейской гостинице и обратно, упав при этом два раза с лошади: улан был совершенно пьян и страшно перепуган; остановившись на рогатке вместе с другим подъехавшим к тому времени к рогатке уланом, он, еще не оправившись от испуга, стал сейчас же делиться своими впечатлениями с окружившей его толпой, причем рассказал, что он с товарищем должны были первыми прискакать в город по выпавшему жребию и шли, по их мнению, на верную смерть.

Спустя полчаса после появления в Калише 2 прусских уланов, вошел в город германский разъезд во главе с офицером. Навстречу разъезду вышли на главную Броцлавскую улицу с белым флагом президент города и 3 видных обывателя, знающих немецкий язык. Офицер беседовал с делегатами города около 15 минут, приставляя поочередно дуло своего револьвера к виску каждого из них, в это же время все солдаты разъезда держали в руках револьверы и пики направленными в сторону делегатов... В понедельник утром 21(3) на всех углах появились объявления коменданта Пройскера, в коих жители призывались к спокойствию; им предлагалось открывать торговлю, так как жизнь и целость имущества жителей вне опасности. В этот же день комендант ввел в городе военное положение, прекратил действие обывательской милиции и по городу стали ходить усиленные наряды солдат — дом телефонной станции, например, охранялся нарядом из 30 солдат... Затем началось обстреливание городских улиц пулеметами... и расстрел всех мужчин, живущих в домах, из которых якобы... были сделаны выстрелы в немецкие войска. Убито и расстреляно более 100 человек, в том числе много возвращавшихся из Ласка запасных...

... С утра во вторник 22 (4 августа) посыпались на город одна за другой репрессии:

1) Расстреливались все лица, имеющие при себе какое-либо оружие, а равно лица, у которых оружие найдено было на квартире, несмотря на то что 24-часовой срок сдачи оружия, указанный в объявлении Пройскера, еще не истек; расстрелян был губернский казначей Соколов, уничтоживший до прихода немцев наличные суммы казначейства;

3)Комендантом Пройскером наложена была на город контрибуция в 50 000 рублей; днем раньше в понедельник тем же Пройскером конфисковано около 30 000 рублей, хранившихся в Магистрате наличными;

Объявлено было распоряжение коменданта, что если кем-либо из жителей будет причинен малейший вред хотя бы одному прусскому солдату, например будет брошен камень, то каждый десятый мужчина в городе будет расстрелян, город подвергнется бомбардировке, а заподозренные дома будут гранатами сравнены с землей, окна во всех квартирах приказано было освещать до утра...

Взяв заложников, Пройскер решил выйти с войсками из города и расположиться лагерем в нескольких верстах от Калиша ближе к прусской границе. Заложникам приказано было идти впереди войск, а во время обстрела заподозренных домов им приказано было ложиться ничком на землю — над их головами стреляли. Повторялось это несколько раз и в конце концов больной сердцем и растяжением жил на ногах богатый фабрикант Генрих Френкель не мог самостоятельно подняться. Комендант сейчас же велел ближайшему солдату заколоть штыком Френкеля и сбросить тело его в ров; затем вдове убитого, пожелавшей взять его труп, делались всевозможные препятствия до вымогательства включительно (потребовали за выдачу тела 60000 марок). Дорогой перстень с бриллиантами исчез с пальца убитого.

Лишь только войска с заложниками покинули Калиш, началась бомбардировка города в наказание якобы за пролитую кровь прусских солдат; сделано было около 70 пушечных выстрелов, причем повреждены главным образом верхние этажи зданий. Пушечные ядра пробивали насквозь четыре стены подряд... Обстреливались одинаково как частные дома, так и больница, церковь и костелы. Все жители города в паническом страхе попрятались в подвалы, откуда многие, боясь возобновления бомбардировки, не выходили несколько дней, терпя холод и голод...

С утра в пятницу 25 через Калиш стали проходить саксонские войска, пехота и уланы, сопровождаемые пресловутым 155 полком во главе с комендантом Пройскером. Часть войск направилась по Ставишинскому шоссе, другая часть, пройдя по городу, возвращалась в прежний лагерь. От стрельбы из пушек, винтовок и пулеметов повреждены были многие телефонные столбы, и телефонные провода в большом количестве застилали улицы. Лошадь одного молодого офицера так запуталась в проволоку, что упала на передние ноги; офицер, не отдавая себе отчета о происшедшем, выстрелил из револьвера. Выстрел послужил поводом к всеобщей панике; опять началось обстреливание окон домов, некоторых открытых магазинов и расстрел людей, случайно проходивших по улицам. Стреляли из пулеметов по всему городу. Солдаты врывались в дома и в магазины, грабили, поджигали и вырезывали целые семьи — женщин, детей и старцев. Убито и ранено несколько сот человек. В здании магистрата, где по приказанию коменданта собрались городские служащие, зарублены были топором на смерть городской кассир Пашкевич и три сторожа. На Бабиной и Броцлавской улицах лежала масса трупов людей, детей и даже лошадей. В общей свалке и панике немцы опять стреляли по своим и потеряли убитыми и ранеными много солдат (не менее 12).

Населением города овладел панический страх в ожидании мести тевтонов, которые не заставили себя долге ждать. Вскоре костром запылало красивое здание маги/ страта и начались пожары в разных местах города. Небольшие, оставшиеся в городе отряды войск, подобрав своих раненых и убитых и побросав, по свидетельству очевидцев, убитых солдат своих в огонь, быстро удалились из города. В 8 3/4 часов началась по городу пушечная пальба (пулями, гранатами и шрапнелью), продолжавшаяся непрерывно до 5 1/2 часов утра. Сделано было в город свыше 400 выстрелов, после каждого выстрела раздавался шум обваливающихся частей зданий и истерический крик женщин и детей.

Наконец, в 5 1/2 часов утра в субботу 26 июля (8 августа) пальба прекратилась и все как будто замерло кругом. Однако тишина продолжалась недолго. Внезапно во все окна и ворота по Броцлавской улице с неистовым криком и шумом стали вламываться рассвирепевшие немецкие солдаты и, врываясь во все квартиры с криком «руки вверх», арестовывали всех попавшихся мужчин, женщинам и детям приказано было забиться в один угол и стать на колени. Когда жена моя подскочила к солдатам и стала по-немецки упрекать их за то, что они издеваются над детьми и хотела отбить от них моего 12-летнего сына, которому также приказано было поднять руки вверх и следовать за всеми арестованными, то подоспевший к тому времени офицер ударил ее так сильно прикладом ружья, что она упала на пол и сейчас же получила горловое кровотечение. Арестовано было более 700 человек, в том числе много подростков и старцев; арестован был также в числе других 80-летний старик, ксендз Виктор, монах-реформат. Все арестованные сейчас же были обысканы самым тщательным образом по несколько раз, меня ругали площадной бранью за то, что нашли в кармане две полных коробки спичек... После обыска всех нас окружили сильным конвоем солдат и, приказав все время держать руки вверх, повели в свой лагерь. Дождь шел проливной, а многие из арестованных были в одном лишь нижнем белье, без сапог. По дороге нам было объявлено, что нас ведут на расстрел в наказание за пролитую кровь немецких солдат; кто не в состоянии был идти скоро, того ударяли прикладами ружей и ранили штыками так, что многие истекали кровью. Когда мы прибыли в поле около лагеря, там только что кончилась экзекуция расстрела 19 мужчин, взятых в тот же день из [15] заподозренных домов. Всех нас поделили на несколько партий и рядов, по 10 человек в ряд, приказано было смотреть лишь вперед, с одной стороны недалеко от нас стали на колени немецкие солдаты с направленными к нам ружьями, с другой стороны поставлен был все время молившийся старик-ксендз. Офицеры давали какие-то поручения солдатам. Словом, полная картина расстрела. Продержали нас под страхом ежеминутного расстрела около часу, затем каждой из партий в отдельности приказано было отправиться в один из трех недалеко находящихся бараков пограничной стражи. Нам было объявлено, что сейчас состоится над нами полевой суд и, пожалуй, расстреляют лишь каждого десятого. Барак закрыли и оставили нас в полном неведении относительно нашей судьбы в удушливой невыносимой атмосфере (человек стоял вплотную к человеку). Несколько раз немецкий офицер, желая что-то сообщить нам, открывал дверь барака и сейчас же ее захлопывал, не сказав ни одного слова, задыхаясь от удушливого воздуха... Около 4 часов пополудни нам принесли в корытах немного грязной воды и запретили даже послать за хлебом на собственный счет. В томительном ожидании проходили минуты за минутами. Наконец, в 7 часов явился в барак фельдфебель, приказал нам выстроиться в ряды опять по 10 человек и под усиленным конвоем вывел нас в поле, где опять повторилась утренняя картина, так похожая на приготовление к расстрелу... Затем нам приказано было разойтись по домам. Немецкие солдаты во главе с офицером провожали нас до города, а затем, быстро повернув, ушли по направлению к Скальмержицам, передвинув свой лагерь ближе к прусской границе.

На обратном пути в город повсюду видны были пылающие костры домов в разных частях города. Оказывается, что после ареста мужчин другая партия немецких солдат ходила по городу с соломою и керосином и поджигала оставленные на попечении женщин и детей дома и магазины, открывая везде газовые рожки. В тот же день вечером город, насчитывавший до 80 000 жителей, опустел совершенно. Люди убегали из города в чем кто стоял. Никто из жителей города после стольких кошмарных сюрпризов не хотел оставаться дольше под покровительством немецких культуртрегеров. Когда в воскресенье утром 27 июля (9 августа) я с семьею покидал город, в нем царствовала мертвая тишина, и лишь дым догоравших зданий, разбросанные по улицам ценные вещи и кое-где [16] валявшиеся еще не прибранные трупы людей свидетельствовали о только что пережитой Калишем страшной кровавой трагедии...

Инженер-технолог Э. И. Оппман.

ЦИА, ф. Ставки, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 2–6.

№ 2 Страшные следы немецкого хозяйничания

1915 г., августа 29 [11 сентября]. — Телеграмма генерала Байова начальнику штаба армии северо-западного фронта генералу Гулевичу

По показаниям нижних чинов, бежавших из германского плена, а также жителей, прибежавших со стороны противника, германцы забирают у населения весь скот, лошадей, фураж и решительно все кормовые средства и обувь, обыкновенно даже без всяких квитанций. Все мужское население, за исключением стариков и подростков, угоняется в тыл на работы, а по показаниям некоторых для привлечения на военную службу. Женщины насилуются на глазах родных. По донесению начальника второй гвардейской кавалерийской дивизии, германцы зажгли деревни Хписса, Здитово, Спорово, причем расстреливали жителей, пытавшихся спастись от огня. Бытен 29 августа, 3 часа 5 минут дня 4987 Байов.

Резолюция: «Сообщить в Гл. упр. ген. шт. для передачи в Комиссию о нарушении законов войны. Деж. ген. Это донесение к записке пред. Сов[ета] министров] о беженцах».

ЦГВИА, ф. 2003, оп. III, д. 173, л. 40.

№ 3. «Раз ты бежишь от немцев — значит ты шпион»

1915 г., сентябрь. — Из показаний крестьянина Прелевича члену Чрезвычайной следственной комиссии

...2 февраля 1915 года немцы заняли Зелюнь и стали без всяких оснований расстреливать жителей. Так, они, по словам Прелевича, застрелили Игнатия Никодимовича [17] Веселовского за то, что он отказался лично ехать с ними за покупкой коров, предложив, однако, им для этой цели своих лошадей. Войцех Янов Рохович был застрелен за то, что уезжал со своим скарбом, причем немцы сказали ему: «Раз ты уезжаешь, значит боишься нас, значит ты шпион». Эдуарда Томашева Марклевского немцы сочли за переодетого казака, так как он был в штанах русской пограничной стражи, и застрелили его; между тем, на самом деле, Марклевский был трубочистом и, посещая по своей профессии помещения постов русской пограничной стражи, добыл там себе старые штаны. Вместе с Марклевским был застрелен и находившийся в его квартире Роман Станиславов Ивановский...

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66.

№ 4. Немецкие вояки прикрываются детьми

1915 г., сентябрь. — Из показаний крестьянина Прелевича

...В сентябре месяце 1915 года из германского плена возвратился в Россию... крестьянин Полоцкой губернии, Млавского уезда, гмины Зелюнь, служивший помощником писаря в Зелюньском гминном управлении Теофил Францев Прелевич, 21 года, который, будучи допрошен с предупреждением о присяге членом Чрезвычайной следственной комиссии, рассказал нижеследующее:

С самого начала войны немецкие разъезды нападали на Зелюнь и окрестности, уводя скот, грабя жителей и забирая их на работы по рубке леса, рытью окопов и устройству укреплений.

Осенью 1914 года он видел, как немецкие кавалеристы, при появлении русского разъезда, схватили Якубовского, Скоруповского и еще двух каких-то мальчиков, выставили их на берегу реки и, прикрываясь ими, стали стрелять по разъезду, который, однако, заметив детей, на выстрелы не отвечал и скрылся.

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 66.

[Antinoh 1,231]

2. Пытки и издевательства над русскими ранеными и военнопленными солдатами

№. 5. Как немцы допрашивали пленных

(Из материалов Чрезвычайной следственной комиссии)

I

Ефрейтор пехотного полка Василий Водяной, 24 лет, был захвачен в плен германскими войсками 27 апреля с. г. вблизи г. Ш... во время производившейся им разведки.

Под угрозой выколоть глаза и отрезать уши германский унтер-офицер в лесу, в присутствии двух нижних чинов, потребовал от Водяного сообщения сведений о расположении русского штаба и численности русской пехоты.

Ввиду последовавшего со стороны Водяного отказа дать эти сведения, унтер-офицер, вытащив с бранью кинжал, отрезал Водяному сперва мочку левого уха и верхний край правого, а затем, сказав Водяному «мы тебя научим говорить», сжал руками его горло, после чего Водяной лишился сознания.

Очнувшись от обморока, продолжавшегося несколько часов, Водяной почувствовал, что у него отрезан язык.

Несмотря на боль от полученных ранений, истекая кровью, Водяной пополз на удачу из лесу и вскоре наткнулся на русский разъезд, который доставил его в один из штабов русской армии.

Изложенное Водяной подтвердил под присягой при допросе его членом Чрезвычайной следственной комиссии.

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.

ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 15.

II

Младший урядник ...ского казачьего полка Иван Пичуев, 33 лет, был захвачен в плен 2 сего мая около местечка О. германскими войсками.

Ввиду отказа Пичуева дать сведения о расположении и численности русских войск, Пичуева подвешивали сперва за руки, а затем за ноги вниз головой. Но так как и после этого Пичуев не сообщил требуемых сведений, то германский офицер и один из нижних чинов подрезали Пичуеву правое ухо, отрезали верхнюю часть левого и на правом бедре вырезали 4 продольные, параллельные борозды в виде 2 лампас и обещали кроме того на следующий день повесить.

3 мая, вечером, Пичуеву удалось бежать из германского плена и благополучно достигнуть расположения русских войск.

Изложенное Пичуев подтвердил под присягой при допросе членом Чрезвычайной следственной комиссии.

7 мая Пичуев был освидетельствован врачами в Московском Серафимовском этапном лазарете Российского общества Красного Креста в присутствии полковника американской национальной гвардии Роберта Кормика и пленного германского офицера Теодора Раабе.

Председатель Чрезвычайной следственной комиссии первоприсутствующий сенатор Алексей Кривцов.

ЦГИА, ф. 601, оп. 1, д. 1929, л. 20, СК.

III

Старший урядник казачьего полка Иван Ефимов Зиновьев, 23 мая 1915 года, недалеко от Тарнова, во время боя, был ранен шрапнелью в левое бедро и вслед затем взят в плен германцами.

На следующий день, в помещении германского штаба, Зиновьев был подвергнут допросу в присутствии 8 германских офицеров и двух докторов. К каким воинским частям принадлежали допрашивавшие, Зиновьев не мог определить, но заметил, что петлицы на их воротниках были зеленые и что у одного из них на фуражке имелась цифра «21». Ввиду того, что на все вопросы о численности и расположении русских войск Зиновьев отзывался незнанием, офицер-переводчик, со словами: «говори, русская свинья», несколько раз ударил его кулаком в лицо. Затем Зиновьева перевели в другую комнату, в которой кроме шкафа и стола стояла еще динамо-машина. Тут его раздели донага и положили на стол. Осмотрев предварительно его рану, доктора стали ощупывать у него икру левой ноги и о чем-то переговариваться с офицером, который вслед за тем приставил иголки от проводов электрической машины к указанному докторами месту. Однако Зиновьев, несмотря на действие тока, упорно не отвечал на вопросы, с которыми офицер, прерывая временами ток, продолжал к нему обращаться. Пытка эта продолжалась полчаса и во время нее один из докторов наблюдал у Зиновьева за пульсом. То же повторилось на второй и третий дни, причем ток под конец пускался настолько сильный, что Зиновьева, как он выразился, «всего сотрясло». На четвертый день Зиновьев снова был подвергнут допросу, но, он, однако, несмотря на ругань и угрозы, что с него «сдерут шкуру», продолжал упорствовать. Не добившись ответа, офицер-переводчик принес накаленную докрасна железную палку, толщиною в палец, и велел посадить Зиновьева на стул. Доктора взяли его за руки, а офицер поднял ему ногу и стал водить по ступне раскаленным железом. Через некоторое время один из докторов, наблюдавший у Зиновьева за пульсом, махнул рукой, и пытка прекратилась. Однако, причиненные ожоги вызвали настолько сильную боль, что Зиновьев потерял сознание и пришел в себя только в сарае, в котором он содержался.

В ту же ночь он бежал из плена при помощи подготовленного в предыдущие дни подкопа и присоединился к русским войскам.

Изложенное удостоверено показанием Зиновьева, данным им под присягой судебному следователю Минского окружного суда при допросе его последним по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, и медицинским освидетельствованием его в 258 полевом запасном госпитале, где у него были усмотрены следы ожогов и укола.

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 118, СК.

№ 6 Варварское умерщвление раненых

I

...Рядовой 82-го Дагестанского полка Порфирий Олиферовский, после боя 3 октября 1914 г. под Ивангородом, раненный ружейной пулей и лишенный возможности двигаться, остался в окопе вместе с другими ранеными и убитыми. Ворвавшиеся, после отступления наших сил, в окоп германские солдаты, на глазах Олиферовского, перекололи штыками всех раненых. Сам Олиферовский не был добит лишь потому, что германцы сочли его мертвым.

Рядовой 102 Вятского полка Павел Крещенко-Кравченко, после боя 26 августа 1914 года, раненный, остался лежать на поле сражения; на его глазах германские солдаты, взяв в плен остаток роты, к которой принадлежал и Кравченко, выстроили пленных и расстреляли всех. Лежа на поле в течение почти двух суток, Кравченко был свидетелем того, как германские солдаты разыскивали среди раненых русских тех несчастных, которые были еще живы, и закалывали их штыками.

II

Раненный в бою 26 августа в Восточной Пруссии рядовой 169 Новотрокского полка Гавриил Савушинский, не будучи в состоянии подняться и страдая от нанесенного ему поранения, заметил, что недалеко от него лежит тяжко раненный однополчанин. Савушинский окликнул последнего и попросил его сделать перевязку. Раненый подполз к Савушинскому и общими усилиями им удалось имевшимися при них бинтами из индивидуальных пакетов кое-как перевязать рану. Когда перевязка была окончена, на раненых наехал германский конный разъезд; заметив лежавших на земле раненых, офицер подъехал к ним и со словами: «а, русский, вот тебе Берлин» — выстрелил из револьвера и наповал убил однополчанина, помогавшего Савушинскому в перевязке...

III

...После боя под Леценом рядовой 302 Суражского полка Макар Хвостенко, раненный ружейною пулей, остался на поле сражения. Вскоре появились германские солдаты, которые прикладами и штыками добили всех раненых. Видя неминуемую смерть, Хвостенко «прижался к земле», притворился мертвым и этим спасся...

IV

...Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Леонтий Музыка был очевидцем того, как немецкие солдаты, увидев лежавшего на земле в ожидании перевязки тяжело раненного казака, подошли к нему и стали требовать, чтобы он встал и показал им «казацкий вид». Обессиленный раненый не мог исполнить требуемого, и германские солдаты со смехом стали бить его кулаками и ногами и глумились над несчастным до тех пор, пока он не смолк навеки.

Рядовой 93 Иркутского полка Александр Федоров был принесен во двор одного из домов в Инстербурге для перевязки. Недалеко от него лежали два раненых казака. Германские солдаты окружили последних, били и глумились над ними и, наконец, палками и прикладами ружей добили их тут же на перевязочном пункте, на глазах у Федорова.

Рядовой лейб-гвардии Кексгольмского полка Иосиф Дашкевич был поднят немецкими санитарами на третий день после окончания боя под Лодзью и вместе с тремя другими русскими ранеными отнесен в ближайшую усадьбу. Раненых поместили в хлеву, где стоял скот, бросили на навоз, и, несмотря на просьбу сделать хотя какую-нибудь перевязку, чтобы защитить раны от загрязнения, немецкие санитары удалились, оставив раненых не только без всякой медицинской помощи, но и без присмотра. Вскоре хлев, в котором были помещены раненые, загорелся от артиллерийского снаряда. Немцы, не спеша, вывели скотину, вынесли имущество, не представлявшее особой ценности, и, лишь когда огонь уже значительно распространился, выволокли из пылавшего здания Дашкевича и еще одного из раненых; двое других остались в хлеву и заживо сгорели.

ЦГИА, ф. 601, д. 1429, л. 39–40, СК.

V

...7 августа 1914 года, под Гумбиненом, во время атаки германцев на русские позиции, лежавший на поле сражения раненым в обе ноги старший унтер-офицер пехотного полка Алексей Смердов, 25 лет, видел, как германцы всех оставшихся в окопах раненых русских, в том числе командира его роты Богданова и полуротного — подпоручика Роговского, кололи штыками и застрелили; той же участи едва не подвергся и сам Смердов, которого хотел заколоть какой-то германский рядовой, остановленный, однако, германским унтер-офицером, снявшим, в свою очередь, со Смердова казенные вещи: часы, бинокль, свисток и компас — и оставившим затем его в покое.

В тот же день, когда отступавшие густыми колоннами германцы, проходя мимо Смердова, застрелили, на его глазах, до 30 человек, лежавших на земле наших тяжело раненных, к Смердову подошел германский санитар с повязкой Красного Креста на левой руке и в ответ на просьбу Смердова знаками перевязать ему ноги вынул из кармана револьвер и произвел в него два выстрела: первая пуля ударилась в землю, в двух шагах от Смердова, а вторая — попала в правую руку и раздробила кость этой руки, которой Смердов более уже не владеет.

Изложенное удостоверено судебно-медицинским освидетельствованием и показанием Смердова, допрошенного под присягой в качестве потерпевшего судебным следователем 5 участка города Петрограда.

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 119, СК.

VI

В ночь на 24 июня 1915 года неприятель на фронте Сохачев — Боржимов выпустил на русские окопы удушливые газы, вследствие чего некоторым из наших частей пришлось отступить, причем в окопах осталось несколько десятков тяжело отравленных газами. Скоро, однако, временно покинутые окопы были вновь заняты русскими войсками, и тут выяснилось, что германцы всех отравленных убили, а некоторых предварительно подвергли истязаниям.

Трупы этих солдат были найдены с разбитыми черепами, с распоротыми животами и с многочисленными штыковыми ранами. Из акта, составленного тогда же подполковником 22 Сибирского стрелкового полка Астафиевым и подписанного свидетелями-очевидцами изуродованных трупов, видно, что среди последних были обнаружены: трупы солдат, которым в разные части тела и, между прочим, в глаза были вбиты русские патроны, труп солдата с обнаженными ягодицами и с воткнутым в задний проход штыком, 20 трупов с распоротыми животами, труп с отрезанной головой и труп офицера (капитана Горленко), у которого с левой руки была содрана кожа, в виде ремня, шириной 2 сантиметра и длиной 15 сантиметров...

Случаи, когда отдельные германские и австрийские солдаты нападают да беззащитных, оставленных на поле сражения раненых и добивают их, представляют еще более распространенное явление. Сообщения об этих преступлениях постоянно и в большом количестве поступают в Комиссию, которой, путем допроса свидетелей-очевидцев, в настоящее время уже установлены следующие факты: 13 августа 1914 года, в Восточной Пруссии, во время боя у дер. Клин, германский солдат, на глазах поручика 93 пехотного Иркутского полка Константина Кононова, штыком заколол лежавшего на земле раненого солдата Енисейского полка...

В тот же день, рядовой 7 Ревельского полка Ефрем Ященко, участвуя с своим полком в составе 23 армейского корпуса в бою под Мазурскими озерами, был ранен в ногу и остался лежать на поле сражения. На следующий день, утром, пришли германские солдаты и, производя уборку трупов, подошли к лежавшему поблизости от Ященко раненому русскому солдату. Последний знаками стал просить германцев дать ему пить, они ответили на это бранью, а затем, отойдя на несколько шагов от раненого, выстрелили в него из винтовок и убили. После этого они напали на Ященко и стали бить его прикладами.

29 августа 1914 года, под Равой-Русской австрийский солдат-пехотинец, проходя мимо лежавшего на поле сражения раненного в ногу русского солдата, ударил его штыком в грудь, вследствие чего потерпевший тут же на месте умер...

В августе 1914 года, в Восточной Пруссии раненный в ногу разрывной пулей рядовой 29 Черниговского полка Петр Домбровский, лежа на поле сражения, увидал, что два германских кавалериста догоняют русского безоружного и раненого солдата, который, хромая, с трудом передвигался по направлению к русским окопам.

Доскакав до раненого, германские солдаты зарубили его шашками. Видя, как неприятельские воины поступают с русскими ранеными и опасаясь как бы и его, Домбровского, не добили кавалеристы, он взял лежавшую рядом с ним винтовку и стал стрелять в упомянутых германцев. Один из кавалеристов упал, будучи, по-видимому, сражен пулей, другой же ускакал в ближайший лес...

В первых числах сентября 1914 года, близ города Ораны, казаки 2 Донского казачьего полка Григорий Савостьянов и Елизар Трофимов неожиданно наткнулись на части германского уланского 12 полка. Уланы открыли стрельбу, вследствие чего казаки поскакали по направлению к своему взводу, но по дороге Трофимов был ранен и свалился с лошади. К нему, на глазах Савостьянова, подъехали три германских улана, спешились и добили Трофимова, стреляя в упор и нанося удары ружейными прикладами...

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 69, СК.

№ 7. Отравление германцами русского пленного офицера

В средних числах февраля месяца 1915 года отряд русских разведчиков в составе одного офицера и трех нижних чинов пытался у занятого германцами села Дмисевичи, Августовского уезда, перейти по льду реку Неман, но открытый неприятелем огонь вывел из строя всех нижних чинов, а офицера ранил. Раненого германцы захотели принести к себе и послали за ним несколько местных жителей во главе с одним из своих солдат, который во время переноски раненого отобрал у него часы, кошелек и сапоги. Принесенного с реки раненого поместили в доме местного крестьянина Станислава Кравчика, где находились германские офицеры, солдаты и какой-то чин с повязкою Красного Креста, по-видимому, врач. Здесь, несмотря на то, что раненый офицер сильно страдал и стонал, германцы никакой помощи ему не оказали, а, положив его на полу, на соломе, они начали о чем-то между собою переговариваться и пересмеиваться, видимо, довольствуясь страданиями русского офицера. Затем к нему подошел врач и начал всыпать в рот какой-то белый порошок. Раненый пытался сопротивляться и отмахиваться руками и ногами, но один из солдат, сидевший на стуле, поставил свои ноги на его руки, а другие солдаты навалились на его ноги. Таким образом, несмотря на сопротивление несчастного, порошок ему в рот был всыпан, отчего он минут через 20 и скончался в страшных мучениях. После этого германцы выбросили труп скончавшегося под забор. На следующий день в село вступили русские войска, подобрали тело убитого и похоронили его за Неманом.

Изложенное удостоверено показаниями очевидцев Станислава Кравчика и Анны Ядешко, допрошенных, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, с предупреждением о присяге судебным следователем Сувалкского окружного суда.

ЦГВИА, ф. 2122, оп. II, д. 409, л. 190–191, СК. [26]

№ 8. Сожжение русских раненых офицеров и солдат

I

9 октября 1914 года штабс-капитан Думбадзе, поручик Сперанский и вольноопределяющийся Ротванд и Израилевич обнаружили в дер. Хилички, Варшавской губ., на месте бывшего расположения германских войск, обуглившийся труп русского солдата с связанными ногами. Под трупом сохранились остатки костра, большое количество гильз от разорвавшихся патронов, а в теле, под истлевшими частями одежды, были обнаружены несколько застрявших пуль.

По клоку мундира и шинели, уцелевших на животе, по лежавшим у тела металлическим частям винтовки № 123859 и истлевшим предметам снаряжения можно было определить, что труп принадлежал русскому нижнему чину — стрелку, заживо сожженному германцами.

Поименованными лицами был приглашен для осмотра трупа подпоручик Столяренко, который и донес о виденном по начальству, а вольноопределяющимся Ротвандом произведен с трупа фотографический снимок.

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 8, СК.

II

18 февраля 1915 года, в бою у поселка Новые-Дворы, Ломжинской губернии, германцами были взяты в плен 30 русских раненых, которые были помещены ими в особый дом. В последнем они оставались два дня без пищи и без медицинской помощи, причем находившиеся в поселке германские санитары давали им только пить воду. Когда же, на третью ночь, германцы ушли из поселка, то подожгли этот дом, заложив предварительно в его крышу патроны. Заметив дым и услыхав взрывы, раненые, кто только мог, стали выползать из дома через оказавшуюся незапертою дверь, но спастись удалось лишь десяти лицам, остальные же, большею частью тяжело раненные, заживо сгорели.

Изложенное подтвердил под присягой при допросе его, по поручению Чрезвычайной следственной комиссии, судебному следователю Елецкого окружного суда один из спасшихся — рядовой{8}... полка Александр Андреев Трясцин.

ЦГИА, ф. 642, д. 901, л. 116, СК. [27]

№9. Признание врага

1915 г., июля 6/19. — Из телеграммы Петроградского телеграфного агентства на имя Николая II

Действующая армия, 6 июля. Один из пленных австрийских офицеров, лейтенант пехотного полка, на опросе его 6 июня 1915 года сообщил следующее: «Наша австрийская дивизия уже второй месяц действует совместно с германцами. Чаще всего нашему полку приходилось иметь своими соседями прусскую гвардию. Если бы русские солдаты знали, какие невероятные мучения, какая страшная и позорная смерть ожидает многих из них, они не сдавались бы тогда живыми в плен. Я расскажу вам несколько случаев, свидетелем которых я был сам или о которых слышал рассказы от своих офицеров и солдат.

1. В конце апреля и в мае, при отходе русских к реке Сану и далее, ко мне неоднократно прибегали мои солдаты чехи, поляки и русины и с ужасом докладывали, что где-то поблизости германские и частью австрийские солдаты немцы занимаются истязанием русских пленных, замучивая их до смерти. Сколько раз я бросался по указанному направлению и видел действительно ужасные картины. В разных местах валялись брошенные обезображенные, изуродованные трупы русских солдат. Находившиеся же поблизости германские солдаты каждый раз мне объясняли, что они лишь исполняли приказания своих начальников. Когда я обращался к германским офицерам с вопросом, правда ли это, то они мне ответили: «так следует поступать с каждым русским пленным и пока вы, австрийцы, не будете делать того же, вы не будете иметь никакого успеха, только — озверелый солдат хорошо сражается и для этого наши солдаты должны упражнять свою жестокость на русских пленных...» Я видел десятки таких случаев на небольшом сравнительно фронте, но сколько таких истерзанных трупов русских пленных разбросано по всей Галиции, страшно подумать. Их сотни тысяч.

2. В деревне Сурохув, что в 5 верстах к востоку от Ярославля, я сам видел, как немцы заперли в деревянный сарай 9 человек русских пленных и потом подожгли его со всех сторон. Несчастные мученики пробовали выламывать доски, чтобы вырваться из горящего строения, но тем, кому удавалось просунуться в образовавшуюся щель, немцы со смехом разбивали головы длинными дубинами и вталкивали окровавленные трупы в огонь. Видевшие это крестьяне, хозяева горевшего сарая, сначала умоляли германцев прекратить муки несчастных пленных, но потом принуждены были замолчать. «Если вы будете заступаться за этих собак и изменников, отдавшихся в наши руки, то мы вас прибавим к ним в сарай», — отвечали им германские солдаты.

3. При переходе в мае месяце тыловых частей германо-австрийской армии через реку Сан, на мостах получилось большое скопление обозов и войск, дороги оказались забитыми, а тут еще навстречу прибыла огромная партия русских пленных, которых и без того множество толпилось у переправ. Германцы рассвирепели, и их офицеры отдали нечеловеческий жестокий приказ: «Бросать этих мерзавцев в Сан». Я увидел потрясающую картину, картину, которая никогда не изгладится из моей памяти: озверелые солдаты, немцы, сбрасывали русских пленных с мостов в реку, а сопротивляющихся сбивали штыками и прикладами. Вскоре немцы увидели, что большинство сброшенных спасается, выбираясь на берег. Тогда было приказано пленных прикалывать и раненых или их трупы сбрасывать в Сан. Не одна сотня несчастных русских была переколота и потоплена в реке.

4. Несколько дней спустя денщик мой со слезами на глазах рассказал мне, что он видел, как немцы заставили раненного в руку русского пленного нести на спине германского раненого солдата. Русский повиновался, но вскоре выбился из сил и, показывая на свою залитую кровью руку, просил одного из здоровых германцев сменить его. Видевший это германский офицер приказал своему солдату убить русского, что тот и исполнил со словами: «Да, ты уже не годишься».

5. Как-то прибежал ко мне мой взводный унтер-офицер с просьбой спасти русского пленного, жестоко истязуемого германцами. Я поспешил в указанном направлении, но было уже поздно: предо мною лежал обезображенный труп с простреленной грудью, находившиеся поблизости солдаты рассказали мне, что это был русский телефонист, отказавшийся отвечать на предлагавшиеся ему вопросы о местах расположения русских войск...

6. Германские офицеры постоянно приучают своих и наших австрийских солдат к жестокости на русских пленных, [29] раненых и трупах убитых. Я сам, своими глазами, видел, как германцы заставили наших улан упражняться в рубке раненых и убитых русских солдат, застрявших в болоте. Я с ужасом смотрел, как уланы, осторожно подползая к болоту, рубили головы русских, из которых наверное многие были еще живы, так как бой на этом месте закончился только два дня назад. Все рассказанное я подтверждаю своим офицерским словом и готов повторить когда и кому угодно.

Директор-распорядитель Оскар Ламкерт. ЦГИА, ф. 601, д. № 845, л. 5–11.

№ 10. Германские зверства в русском окопе

1915 г., августа 23. — Статья из газеты «Известия Штаба XI армии»

В Чрезвычайную следственную комиссию доставлены новые акты о зверствах германцев. На фронте Г-н и Б-в выяснилась следующая потрясающая картина. Германцами был пущен удушливый газ в окоп, занимаемый одним из Сибирских стрелковых полков. По проходе газа были посланы наши разведчики. Вот что они показали: прапорщик Ник. Егоров увидел в окопе несколько трупов наших солдат с раздробленными черепами, колотыми ранами в живот, шею и грудь. Животы у многих были распороты, у одного трупа было вбито несколько патронов в спину. У всех были выворочены карманы, снята обувь, похищены вещи из походных мешков, а винтовки разбиты. Младший унтер-офицер Павел Пирог видел у трупа в глазах забитые патроны, у троих трупов были вбиты патроны в грудь; у пятерых горло было перерезано, по-видимому, германским штыком-пилою. Тот же Пирог показал, что он застал одного нашего стрелка в сознании, который говорил ему, что в окоп приходили германские солдаты, человек двадцать, и они надругались над ранеными и прикалывали их. Стрелок Андрей Казарин видел у трупа глаза, проколотые штыками, у другого трупа были спущены верхняя одежда и белье и штык запущен между ягодиц и там оставлен; у некоторых было перерезано горло. Младший унтер-офицер Матвей Орешкин видел забитые патроны в пятку ноги, в спину. Младший унтер-офицер Гордей Газдученко видел у 20 трупов проколотые глаза Антон Квятковский показал, что показали и другие, и кроме того добавил, что он видел, как у одного трупа живот был разрезан и внутренности выворочены. Кроме нижних чинов, истязаниям в этом окопе подверглись также два прапорщика.

ЦГВИА, ф. 2148, оп. II, д. 1306, л. 18 об.

№ 11. Кровавая расправа с пленными

1916 г., октября 15. — Телеграмма генерала Самойло генерал-квартирмейстеру при верховном главнокомандующем генералу Пустовойтенко

Минск, 15 октября. Докладываю генералу-квартирмейстеру армии 2, на основании донесения начальника штаба корпуса 10, [который] донес, что 6 октября в болоте на участке позиции у ф. Городище найден был лежащим наш нижний чин, оказавшийся старшим унтер-офицером 14 роты 124 пех. полка Григорием Авдеенко, у которого были отрезаны уши и язык. По доставлении его на заставу он знаками показал, что был захвачен немцами, повидимому, во время разведки и уведен в их расположение, где его допрашивал офицер и за отказ дать показания приказал отрезать ему язык и уши. Затем он бежал и вышел на нашу позицию. По приказанию главнокомандующего западным [фронтом] об обстоятельствах пленения указанного нижнего чина и бегства его из плена производится расследоваиие. О результате расследования будет донесено дополнительно. 2268/1248Р Самойло.

Дешифрант. ЦГИА, отд. Дипломатической канцелярии, оп. 617, д. 37, л. 144.

[Jwerwolf 4,546]

Как я люблю людей с когнитивным диссонансом.

И вот теперь подумайте, с кем наши коммунисты-пацифисты призывали мириться и брататься, и кому сдавали страну.

[Antinoh 1,231]

могу дальше продолжать))) я целую книгу нарыл)))