Поиск по сайту

Доброго всем времени суток! Бытует мнение, будто разложение царской армии началось только после Февральской революции, а до того моральное состояние войск было вполне крепким. В действительности это не так, антиправительственные тенденции в армии зародились задолго до 1917-го года, о чем говорит вот это любопытное исследование. Владимир Хутарев-Гарнишевский. «Осиное гнездо провокации». Политический сыск в армии в преддверии Первой мировой Необходимость наблюдения за политической благонадёжностью российской армии возникла в годы Русско-японской войны и Первой русской революции. 28 апреля 1904 года начальник штаба Отдельного корпуса жандармов (ОКЖ) генерал-майор В. А. Дедюлин предписал жандармам привлекать военнослужащих к дознаниям политического характера, а также доносить в штабы военных округов о проводимых среди военных обысках и арестах, о существе предъявляемых обвинений. А 15 ноября 1905 года директор Департамента полиции (ДП) Э. И. Вуич, которому жандармерия подчинялась по вопросам сыска, обязал начальников жандармских управлений и охранных отделений начинать следствие даже по самому незначительному случаю агитации в войсках. Однако полноценная работа в армии началась в 1909 году. Это было связано с новой активизацией революционного движения в армии. 15 июня 1909-го директор ДП Н. П. Зуев предписал начальникам районных охранных отделений принять все меры к своевременному освещению секретной агентурой военных кружков и организаций, немедленно их ликвидировать и арестовывать всех членов. Однако военные стали оказывать сопротивление работе сыскных органов. Армия самостоятельно пыталась противостоять агитации. Сотрудник ДП П. К. Лерхе писал: «...Пропагандою занимались особые группы агитаторов, ютившиеся в расположении войск. Хотя военное начальство и приняло ряд мер к ограждению войск от тлетворного влияния окружающей среды устранение раздробленности частей, казарменное расквартирование, усиление внутреннего надзора и т. д.), но меры эти, отчасти изолировав войска, не задели целых категорий, не стеснённых казарменным режимом чинов писарей, музыкантов, фельдшеров, денщиков, вольноопределяющихся) и нестроевых; легко завязывая с такими воинскими чинами знакомства на гуляниях, в лавках, ресторанах, домах терпимости, агитаторы из вольных, наметив наиболее восприимчивых, завлекают таких на тайные собрания, снабжают революционной литературой и входят затем через их посредство в связь с воинскими чинами, где в дальнейшем постепенно создают кадры «сознательных солдат», которые и должны всячески разжигать недовольство и хранить преемственно дух мятежа». Однако военные сами зачастую невольно способствовали разложению частей: «18 августа 1909 года было испрошено военным министром соизволение на то, чтобы войска получали новобранцев преимущественно из местностей своего военного округа, за исключением гвардии и некоторых окраинных округов с преобладающим инородческим населением... По отзывам губернских властей, вновь установленный порядок вносит деморализацию в войска, причём в первый же год увеличилось число проступков — самовольные отлучки, неповиновение начальствующим лицам из земляков и т. п. и уже в настоящее время имеются симптомы, свидетельствующие, что в случае необходимости подавления силой оружия волнений и в особенности аграрных беспорядков, трудно будет рассчитывать на содействие войск, комплектованных из числа родственников и знакомых бунтарей». Изначально революционные ячейки в войсках действовали самостоятельно и были обособлены, но уже с 1910 года жандармская полиция начинает констатировать тенденцию к стиранию партийных разногласий и объединению ячеек разных воинских частей. В октябре 1910-го ЦК партии эсеров созвал в Цюрихе тайную конференцию, на которую были приглашены делегаты от польской социалистической партии, финляндской революционной партии «Войма», «Бунда», социал-демократии Латышского края и социал-демократии Королевства Польского и Литвы. Резюме было таково: «Надо главнейшую задачею поставить разоружение правительства и отторжение от него армии, что для этого надо забыть всю фракционную рознь, действуя в войсках беспартийно и направить все усилия на офицеров, — конференция, сделала в виду протеста социал-демократов, оговорку, что последние могут вести пропаганду по своей программе, приняла формулировку социалистов-революционеров о беспартийности пропаганды, общими совместными усилиями с таким расчётом, чтобы вооружённое восстание можно было подготовить к лету 1912 года». В 1910 году было возбуждено свыше 100 дел о политических выступлениях в армии , совершена серия покушений и убийств офицеров. Особенно активно агитация шла в специальных войсках, так как они комплектовались новобранцами из фабричных рабочих, железнодорожных и почтово-телеграфных служащих, зачастую распропагандированных ещё до призыва в армию. 30 октября 1910-го Зуев потребовал «принять самые энергичные и действительные меры к безотлагательному приобретению войсковой агентуры и вести таковую самым осторожным образом, отнюдь не допуская сотрудников ни к организационной деятельности, ник пропаганде, а лишь направляя агентуру для освещения действительной революционной работы в воинских частях». 20 декабря 1910 года Зуев издал секретный циркуляр. В нём подчёркивалось: «... Господин товарищ министра внутренних дел, командир Отдельного корпуса жандармов признал необходимым, чтобы со стороны местных жандармских учреждений были приняты самые энергичные меры к всестороннему освещению агентурными и иными путями вопроса о том, в какой мере развито недовольство в воинских частях и военно-учебных заведениях.... Такие сведения, по мере их добывания в будущем, благоволите беззамедлительно сообщать департаменту и при этом всякий раз вполне откровенно высказывать Ваши соображения о причинах, вызывающих оппозиционное настроение в войсках, имея в виду, что таковые сообщения ни в коем случае не будут передаваться в распоряжение воинского начальства, а предназначаются исключительно лишь как материал для выработки общих мероприятий». Руководство политического сыска опасалось не столько за нижних чинов, сколько за офицерский состав — вот почему не информировалось высшее армейское начальство. Только в сухопутной армии сеть военно-революционных организаций охватила 3-ю сапёрную бригаду, окружные управления и артиллерийские части, а также все воинские части IX, X, XI, XII и XXI армейских корпусов. Движение в армии нарастало по объективным причинам: во второй половине 1911 и в 1912 годах заканчивался срок административной высылки участников революции 1905-1907 годов. Большую часть ссыльных составляли молодые люди, не отбывшие ещё воинской повинности. «Революционный призыв» порождал благоприятные условия для создания военных организаций и пропаганды. Летом 1911 года ДП рекомендовал выяснить роль штатского окружения в революционизации армии. Хозяева лавок, кабаков и квартир, где собирались нижние чины, должны были вербоваться сотрудниками сыска . Циркуляр от 3 июля предписывал создавать такие лавки или субсидировать уже существующие, сотрудничающие с сыском. Однако как писал в своих мемуарах генерал П. Г. Курлов: «Проект этот был осуществлён в очень малом размере, так как для широкой его постановки не хватало денег». К началу 1912 года была создана агентурная сеть, наработана база подзаконных актов, регулирующих политический сыск в армии. Военная агентура состояла из: 1) секретной внутренней агентуры в воинских частях, где концентрировалась основная работа; 2) секретной агентуры вспомогательного состава, освещавшей армию извне; 3) штатных филёров жандармских управлений, направлявшихся на работу по военному сыску. При Главном жандармском управлении (ГЖУ) имелось в среднем по 4 военных агента на управление. Исключение составлял флот — на Балтийском было 49 тайных осведомителей и 9 вспомогательных агентов. Численность агентуры на Черноморском флоте была схожей. Географически работа велась в 50 губернских и областных жандармских управлениях, в 14 крупных городах, в более чем 10 жандармско-полицейских управлениях железных дорог и двух флотах". По расчётным данным, численность агентуры составляла 380 секретных сотрудников. Согласно свидетельству жандармского подполковника В. В. Владимирова, агентурная сеть не была доведена до планировавшихся ДП цифр. Некомплект имел место «отчасти по недостатку средств, а отчасти по недостатку желания со стороны заведующего агентурой». Военное руководство было весьма заинтересовано в результатах жандармской работы. В октябре 1911 года военный министр В. А. Сухомлинов просил министра внутренних дел А. А. Макарова информировать его лично обо всех случаях возникновения дознаний и переписок по революционному движению в армии. Также военный министр требовал присылать ему копии всех донесений жандармских офицеров. Военный министр вовсе не был противником применения сыска в воинской среде, но хотел контролировать этот процесс. 24 марта 1910 года Главный штаб издал циркуляр № 982, одобрявший наблюдение за офицерами. Циркуляр требовал от армейского руководства принимать во внимание донесения секретной агентуры об офицерских чинах. Сухомлинов хотел в этой работе опереться на своего старого знакомого — жандармского полковника С. Н. Мясоедова, который должен был анализировать материалы по военной агентуре и представлять министру регулярные отчёты. Сухомлинов, вероятно, надеялся получить сведения о своих противниках, главными среди которых были,с одной стороны, А. И. Гучков и близкие к нему генералы, а с другой — великий князь Николай Николаевич. В письме от 30 ноября 1912 года министр окончательно одобрил вопрос об освещении революционной пропаганды в войсках в обмен на компромисс — жандармам всё-таки пришлось ставить командиров частей в курс работы секретной агентуры. Кроме агитации агентура выявляла неуставные отношения, бесхозяйственность, воровство, плохие условия жизни и просто издевательство над нижними чинами со стороны офицерского состава, что также очень интересовало военного министра. Описывая отношения царя к секретной агентуре в войсках, сменивший Зуева директор ДП С. П. Белецкий отмечал не только этическое неприятие Николаем II агентуры, но и его внимание к роли армии в политических переворотах, в том числе в свержении короля Португалии Мануэла. П. Белецкий, видя опасность в военной оппозиции, пытался донести до императора мысль о необходимости наблюдения за армией. Нельзя исключать, что именно революционные события на Пиренейском полуострове подтолкнули ДП начать работу в этом направлении, опасном для оппозиционной части высшего офицерского состава, той части генштабистов, которых в России называли «младотурками», по аналогии с турецкими военными, организовавшими свержение султана Абдул-Гамида II. Кроме МВД, военного и морского министерств была посвящена в проблемы военного и политического сыска группа членов партии «Союз 17 октября» во главе с её лидером А. И. Гучковым. В 1908 году по инициативе Гучкова и генерала В. И. Гурко собрался кружок из военных и умеренных членов думской комиссии по государственной обороне. Его цель состояла в том, чтобы наладить неофициальный диалог между армией и народным представительством для облегчения прохождения военных бюджетов через Думу. Однако полная неподконтрольность кружка руководству армии и его неофициальный характер вызывали подозрения министра Сухомлинова, пытавшегося с согласия Николая II ликвидировать кружок. Опасения министра были вполне понятны — консультации военных с представителями думской оппозиции не могли не касаться политических вопросов. По подсчётам историков, от военных в состав кружка входило 10-12 человек, в том числе Н. Н. Янушкевич, А. А. Поливанов, М. В. Алексеев, В. И. Гурко, Н. Н. Головин, А. М. Крымов, А. И. Деникин. По данным филёрского наблюдения ДП, в 1912-1913 годах Гучков часто посещал и подолгу беседовал со многими другими высшими руководителями военного и морского ведомств, не входившими в кружок. Особую роль в данной группе играл А. А. Поливанов, которого думская оппозиция хотела видеть в кресле военного министра. Морской министр И. К. Григорович полагал, что через генерала Зилоти Гучков получал сведения о работе министерства, которые использовал в борьбе против министра. Деятельность Александра Ивановича начала беспокоить даже Николая II, заявившего в разговоре Сухомлинову, что лидер октябристов чрезмерно вмешивается в дела армии. В курсе подробностей деятельности кружка стоял довольно узкий круг лиц. Московский губернатор В. Ф. Джунковский, большой друг Александра и Николая Гучковых, писал: «На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с военным министерством проходила в третьей, а затем и в четвёртой думе без особых затруднений». Источником этой информации был вероятно, сам А. И. Гучков. Нужно отметить, что Джунковский давал в целом негативную оценку деятельности Сухомлинова как главы военного ведомства. Основным недостатком министра он считал неспособность договориться с думской оппозицией, предпочитая ему во главе министерства Поливанова. Джунковский водил близкое знакомство также с П. П. Рябушинским, М. В. Родзянко, генералами Гурко и Поливановым. Прозвище «младотурки», данное М. Д. Бонч-Бруевичем военной группе Гучкова, было далеко не безобидным, так как младотурецкая революция в Османской империи была по факту государственным переворотом, осуществлённым группой военных заговорщиков. В ДП составлялись списки военных находившихся в тесном контакте с Гучковым, за ним велось постоянное агентурное наблюдение. Сухомлинов и политическая полиция с разных сторон наступали на его кружок. Политический контроль над армией с санкции военного министра, в случае его реального и полномасштабного осуществления, привёл бы к опасному объединению противников Гучкова. Жандармский полковник Ерандаков по поручению Сухомлинова «ставил наблюдение за высшими чинами военного министерства и лицами, коих генерал Сухомлинов заподозревал в их недоброжелательстве к нему». В эпицентре конфликта лежала военная агентура, и именно против неё началась кампания. По воспоминаниям Сухомлинова, «Гучков сообщал Думе, будто бы я, чтобы следить за корпусом офицеров, создал в военном министерстве целую организацию». Вскоре Александр Иванович написал письмо председателю думской комиссии по государственной обороне Д. И. Шаховскому с требованием созыва срочного закрытого заседания комиссии. На состоявшемся 19 апреля 1912 года заседании от военного ведомства присутствовали Сухомлинов, Ю. Н. Данилов и Янушкевич. После долгих прений министр пообещал отменить циркуляр № 982 и прекратить осуществлять политический контроль над офицерством. Мясоедова пришлось уволить, но полковник Ерандаков продолжал свою деятельность. Несмотря на этот компромисс, в целом атака Гучкова была отбита. Сухомлинов не выполнил требований думцев — агентура продолжала работать. Приход Джунковского в руководство политической полиции привёл к резкой перемене курса в направлении политического сыска в армии. Он пошёл на уступки силам, желавшим лишить жандармов контроля над армией. При этом Владимир Фёдорович признавался, что не намеревался разбираться подробно в том, что такое секретная агентура в армии и с чем она борется: «Фактических данных у меня не было, я судил по рассказам». Циркуляр об отмене агентуры был подписан 13 марта 1913 года. Однако реализовать его было крайне сложно. Вокруг осведомителей в армии разыгралась борьба. Джунковский вызвал к себе на доклад по вопросу о военной агентуре Белецкого, который отстаивал её необходимость. По словам Джунковского, директор считал, что «без этого всё у нас пропадёт». Одновременно Белецкий написал письмо Сухомлинову, в котором напомнил военному министру, что агентура существует с его согласия, предлагая ограничить её деятельность исключительно информированием и предупреждением военных. 13 марта после, совещания с министром внутренних дел Н. А. Маклаковым, Джунковский подписал циркуляр о запрете использования секретной агентуры в войсках. Однако он не был опубликован, то есть не получил юридической силы. Военная агентура существовала с письменного согласия военного и морского министров, и без их согласия ликвидировать её было невозможно, а Сухомлинов и Григорович были уверены в её необходимости. Джунковский сделал ставку на великого князя Николая Николаевича-младшего, с которым Сухомлинов уже несколько лет находился в конфликте . В связи с тем, что по правилам субординации Джунковский должен был изначально посетить для консультаций по данному вопросу военного министра, он совершил визит вежливости и обрисовал план реформы. Вне зависимости от итогов переговоров с Сухомлиновым, вопрос о военной агентуре как межведомственный подлежал рассмотрению в комиссии Совета министров. Именно испугавшись совещания, которое могло провалить решение вопроса, Джунковский направился к Николаю Николаевичу. Великий князь, вероятно, должен был подготовить будущих его участников к принятию благоприятного решения. Изложив свой взгляд на агентуру и предполагаемые мероприятия, Джунковский получил полное одобрение всех своих предложений. Великий князь также добавил: «Я Вам верю безусловно и не сомневаюсь, что Вы всё сделаете с Вашей стороны, чтобы помочь нам сохранить войска от преступной пропаганды... Не стесняйтесь никогда, если у Вас до меня дело, помните это, звоните мне в телефон, а если надо, приезжайте ко мне в любое время, если Вам скажут, что я сплю и меня нельзя будить, идите сами в спальню и тащите меня прямо с кровати. Для дела я всегда на службе день и ночь». Кроме обыкновенной для великого князя патетики, эти слова содержат предложение Джунковскому принять его сторону. Интересно, что протеже и друг Владимира Фёдоровича, начальник штаба ОКЖ В. П. Никольский, также относился к кругу сторонников Николая Николаевича. На совещании присутствовали представители от МВД военного и морского министерств. Первым держал речь Джунковский, который «высказался в том смысле, что в нашей армии, благодаря издавна сложившимся и традиционно поддерживаемым тесным взаимоотношениям между нижними чинами и офицерским составом, преемственно создавалась прочная товарищеская спайка, с точки зрения коей, и в особенности, военной этики введение в военных частях агентуры представляется совершенно недопустимым». Белецкий же в своей речи опирался на документы революционного движения и данные оперативной практики сыска, отмечая «возможность самозарождения в воинской среде революционных организаций на почве объединения неблагонадёжных элементов, периодически вливающихся в армию при каждом наборе новобранцев». Он указывал на опыт последних переворотов. Однако большинство участников совещания приняло сторону Джунковского и Маклакова, что было вполне ожидаемо, раз они сами желали ликвидировать собственную агентуру. На совещании присутствовали также лица, заинтересованные лично в её ликвидации, такие как Зилоти. 10 апреля 1913 года циркуляр был издан и вступил в законную силу. Согласно сохранившимся в ГАРФ отчётам жандармских офицеров, внутренняя военная агентура была распущена в течение двух недель — с 12 по 24 апреля. В циркуляре Джунковский писал: «... Предостерегаю чинов корпуса от привлечения нижних воинских чинов к сотрудничеству, так как признаю такую меру противною самим основам воинской дисциплины, а потому ничем не оправдываемой и впредь недопустимой». Практически одновременно он распорядился полностью снять полицейское наблюдение за А. И. Гучковым и рядом его ближайших товарищей. Фактически сыск в армии был ликвидирован одним росчерком пера. Причём речь шла не только о сухопутной армии, но и о военно-морском флоте. Вредоносность преобразования упоминалась многими сотрудниками сыска. Генерал Спиридович считал её главной ошибкой Джунковского: «Правительство не знает, что делают революционеры в войсках, а работа у них идёт, особенно на флоте». Недоработки реформы дали знать о себе сразу: например, не было прописано, продолжать ли сотрудничество с бывшей военной агентурой после прекращения её службы в армии. Роспуск военной агентуры дал не только возможность революционерам создавать автономные военные ячейки во всех воинских частях и на флоте, но и оппозиция смогла спокойно продолжить работу в среде высшего офицерства. <noindex>ИСТОЧНИК</noindex>